Цветок из хрусталя - стр. 3
- Мне очень нравится, - тихо ответила Вайолет, - спасибо, что ты устроил этот праздник для меня!
- Двадцать один год бывает только раз в жизни, - шутливо заметил Джозеф.
- А ты что делал в двадцать один год? – полюбопытствовала Вайолет. – Я помню, что компанию ты начал создавать позже. А о своих более юных годах всегда высказываешься туманно...
- Ну-у, - протянул отец, - теперь ты окончательно и бесповоротно взрослая, поэтому можно тебе рассказать. В двадцать один я был полон мечтаний и находился в творческом поиске. Конечно, учился в университете, не без этого. Но, когда сдал экзамены на летней сессии, отправился в Париж...
- В Париж? – удивилась Вайолет. – Ты мне не рассказывал.
- Да... Хм... В жизни каждого мужчины, как и каждой женщины, может, и даже обязана быть небольшая тайна! Я в те времена был человек небогатый. Так что на эту поездку я копил деньги целый год, зато мог себе ее позволить. И вот я полетел в Париж, который меня сразу очаровал. Еще бы! Город любви, город муз.
- А еще дождя и круассанов, - припомнила Вайолет свой последний визит во Францию.
- Это уж как повезет. Тогда стояло лето, и Париж для меня оказался полон романтики, хлещущей через край. Я бродил по улицам, подолгу стоял на мостах через Сену и все никак не мог наглядеться на эти мостовые, этих людей... Они все казались мне прекрасными, хотя позже я выучил, что так не бывает.
- Бывает, если верить!
- Возможно. Мир бизнеса жесток, он заставляет забыть о подобных чувствах... Но я не забыл. Я поселился на Монмартре, снял комнатку под крышей. Ты себе не представляешь, что это была за дыра! Скошенный потолок, который, к тому же, протекал в углу, письменный стул, стол, кровать и шкаф, старше меня приблизительно вдвое. На большее у меня не хватило денег. И я там жил два месяца, купил себе синий берет, как монмартрские художники, познакомился с владельцами булочных и шоколадниц, ходил к Сакре-Кёр встречать рассветы... Там-то, на ступенях у собора, я и встретил Ноэми.
- Кто это? – нахмурилась Вайолет.
- О, чудесная девушка. Она жила неподалеку, приехала в Париж из Нанта, училась на скульптора. У нее были очки, которые все время съезжали на кончик носа, вечно растрепанные рыжие волосы и руки, перепачканные глиной. Кажется, мы влюбились с первого взгляда. Я плохо говорил по-французски, а она – по-английски, французы вообще не очень хорошо знают наш язык. Но мы друг друга понимали, так как для некоторых вещей слова не нужны. Мы с Ноэми валялись на травке в саду Тюильри и целовались. Отстояли очередь к «Джоконде», и именно тогда, увидев знаменитую картину и улыбку Моны Лизы, я понял, что такое истинная тайна. Та самая, что должна быть в женщине... Да. Что еще мы делали... Запускали разноцветных воздушных змеев. Ели мороженое – одно на двоих... Париж в те мгновения принадлежал нам. А кровать, - отец усмехнулся, - кровать в моей комнате немилосердно скрипела, и соседка снизу, склочная старая дева, колотила в потолок ручкой от швабры.