Цветок цикория. Книга 1. Облачный бык - стр. 58
Так каков настоящий смысл проекта «Первоцвет»? Куда я нанялась, на что дала согласие? Уж точно пролески высажены не ради забавы богатого бездельника. Они были… ширмой. Наверное – так… Они позволяли копить лед, возить туда-сюда тюки и мешки, нанимать временных работников и проверять их, выискивая агентов. Зачем?!
Мысли заглушили страх, вернее, взболтали в голове мутную пену паники, и я перестала понимать и ощущать внятно хоть что-то. Отбросила одеяло, села, пошарила по столику и сжала в кулаке случайный сухарь. Сунула в зубы – каменный, не крошится! Поднажала… и захрустело во всю голову! То ли зубы ломались, то ли страх грохотал в ушах и слезами заливал перекошенное лицо. Я узнала один из голосов: это был столичный проверяющий. А второй наверняка здешний, хотя мне и не знаком. Звучание приметное, с задержкой в начале фраз, вроде намека на заикание… Этот вот заика и займется приборкой. И я знаю, что он скажет убийцам после полудня. Почти дословно знаю. Я сплюнула сухарь, подышала открытым ртом…
– Кукушонок, – горло хрипело, язык едва шевелился.
Меня согнуло пополам… пришлось ползти в угол, искать хоть что годное. Темно, нащупалось лишь полотенце. В него меня и вывернуло – сплошной желчью. Горло горит, боль поднимается из живота, затапливает сознание. Тьма кругом. Тьма и безнадега.
Яков сам сказал, что жил на севере. Мергелю он не глянулся, а после проверки оказалось, – на нем судимость. Так все просто, напоказ… как чемодан без ручки и случайность найма в дом Дюбо. Если припомнить наши разговоры, то и они не просты. Взять тот ужин в «Ерше»: я захмелела с одной кружки пива, а он спрашивал, спрашивал…
Он использовал меня с самого первого мгновения. Даже не скрывал своих намерений, вот только у его искренности имелось второе дно, а то и третье. Злодей. Вижу ли я нем не друга, а чуть больше? Да как он мог!
– Дрянь. Грязь.
Удобные слова. На плевки похожи. И – короткие, длинных мне не выговорить… Руки ледяные. Я целиком вмерзла в страх. Я слабая и совсем одна. Мне ничего не изменить. Даже не знаю, где искать Якова, чтобы предупредить. И никак нельзя выйти из имения незаметно. Ночью – просто нельзя. Поздно. Все…
– Н-ни… ни-чего. Не могу. Нет.
От сказанного легче не стало. Пришлось заползти под одеяло и свернуться клубком, надеясь согреться, взбодрить тупой мозг. Мне бы сухарь… Увы, первый я смахнула на пол, а второго не нашлось. До самого рассвета голова моя работала пустым щелкунчиком – стучала зубами, как заводная. Я прикусила было край одеяла, но от шерсти подташнивало… пришлось выплюнуть.