Цветочек - стр. 7

У них в семье был установлен определенный порядок. Если отец поел, то и ты обязан успеть поесть. Если ты встал из-за стола, значит, теперь только на следующий прием пищи подойдешь к нему. Отец не разрешал таскать с кухни ничего, даже черствую краюху хлеба. А из-за братьев он частенько оставался голодным. Нет, они не издевались над ним открыто и при родителях, они делали это исподтишка, бывало что и поколачивали, если он отказывался выполнять их работу. Отец смотрел на это сквозь пальцы, хотя особо обижать не разрешал, говорил, что так закаляется характер. Матери было не до него. Том был поздним ребенком, нежеланным, поэтому и рос, как сорняк в огороде, у всех бельмом на глазу.

Он сидел на берегу, свесив ноги с обрыва, и наблюдал, как на той стороне девки купаются на мелководье. Настроение отвратительное. И есть уже не хочется. Зато хочется набить кому-нибудь морду. До крови.

– Ты чего тут? – сел рядом Густав. – Говорил же, что после обеда придешь.

Том не ответил, отвернулся.

– Опять со своими поругался? Что на этот раз?

– Я съел целую ложку мух с кашей, – буркнул Том.

Друг захохотал.

– Ну и как, вкусно?

– Хочешь попробовать? – зарычал он.

– Поплыли на ту сторону, Эмиль утром на рыбалку ушел, может быть, уже что-то поймал, – легко спихнул Густав его с обрыва. Том ловко съехал на пятках вниз. Скинул с себя рубаху, штаны и боты. Все плотно свернул и перетянул ремнем, чтобы не развалилось. Повернулся к Густаву и обреченно вздохнул, глядя, как тот распаковывается: сначала боты (у друга они были из тонкой телячьей кожи и идеально облегали ноги), потом котту из тонкого льна, затем батистовую рубаху, штаны и наконец-то брэ. Вот ради брэ цвета топленого молока и стоило на него пялиться. Они с Эмилем брэ не носили и вообще не понимали, зачем оно надо. Густав говорил, что так штаны не быстро мараются, а чего им мараться – встряхнул как следует, вот и не замарается ничего, а задницу подмыть – сам бог велел, и чего им мараться? Придумают же эти… аристократы… На самом деле Густав не был ни дворянином, ни крестьянином, ни воином. Его семья жила за городской стеной у самого леса и без нужды к ним никто не смел соваться. Он был правнуком Великой Унгины – самой искусной ведьмы за всю историю королевства. Настолько искусной, что даже Инквизиция не смогла достать ее. Короли ходили к ней с поклонами. Королевы бегали советоваться. Ее обереги спасали принцев от ранней смерти. Поговаривали, что и Цветочек ею заговоренный. Уж сколько раз мальчишку убить пытались. Врут, небось. Хотели бы убить, обязательно бы убили, а он все живой, здоровее не бывает. Только ущербный какой-то. А еще Густав рассказывал, что его бабка (ну то есть прабабка, но с приставкой пра– громоздко), так вот, его бабка умела разговаривать с душами мертвых, вызывать их, отчитывала приговоренных к смерти другими ведьмачками в особом гробу, который хранился у нее в тайной комнате. Иногда она могла обернуться черной кошкой и пойти подкараулить младенцев в полнолуние, чтобы через крик отнять у них счастье. Могла взглядом молнию сотворить, пошептать слова особые и дождь средь ясного неба устроить. Том не поверил бы в эти враки, кабы они с Эмилем однажды не залезли в ту самую тайную комнату и не увидели тот самый особый гроб, который стоял в круге, очерченном углем, а вокруг свечи… так много свечей, что в срубе без окон светло было как днем. В том гробу лежала сама баба Унгина – руки на груди, платок на голове, глаза… белые… Они еще с Эмилем спорить начали – померла или нет. Вдруг белые глаза как-то сами собой изменились, тонкие губы скривились и… Унгина села. То, как они орали и удирали из того чертова дома, слышала и видела вся округа. Казалось, что они даже заикаться начали. Хотя, да, Том от страха заикаться начал, а Эмиль вообще онемел. Спасибо Густаву. Принес от бабки какое-то горькое пойло, все как рукой сняло, а то ходили, как два немтыря, слова не скажешь. А вообще она хорошая. Пирожки с малиной вкусные печет, их с Эмилем привечает, о делах расспрашивает. Это она посоветовала им к королю в солдаты податься, сказала, что отец (король-отец то есть, она его всегда так называет – король-отец) всему обучит, ему только в радость будет. Густаву тоже не мешало бы научиться мечом владеть, хотя у него словом лучше получается врага остановить, чем делом. Том однажды спросил у ведьмы, почему его в семье так не любят, братья дразнят все время, насмехаются, хотел попросить, чтобы камни баба Унгина кинула, посмотрела, что и как у него на роду написано, интересно ведь, может она шепоток какой знает, чтобы ему хоть немного счастья улыбнулось. А она сказала, что и без камней все знает давно. Велела друзей всегда держаться. Только таких, настоящих, которые ради него жизнь отдадут не задумываясь. А отец его любит, очень любит. Вот Том и держался поближе к Эмилю и Густаву. А с королем вообще смешно вышло. Как-то они пролезли на задний двор королевского замка, а там только-только дубовую бочку сгрузили с рыбой, все разошлись куда-то. Эмиль тут же сунул нос в бочку, потому что рыба – это его слабость, и ему обязательно хотелось понять, чем же самого короля кормят. А таааам… чего только нет! Особо он поразился рыбине с длинным носом. И давай ее ловить голыми руками! Том на страже стоял, но так увлекся, что сам начал ему помогать. И вот когда они изловили ту огромную гадину с длинным носом, вытащили ее из бочки и обмазали песком, чтобы удобнее тащить было, за спиной раздался голос: