Цветные этюды - стр. 37

– Но потом, что же было потом? – спросил Елагин.

– В двадцатом вместе с отступавшим сибиряками я попал в Китай, в Харбин. Но там не задержался, и уже на следующий год перебрался в Белград – меня уверили, что именно в Югославии формировалась Русская армия, которая должна была освободить Россию от коммунистов. Однако никакой новой белой армии я в Белграде не нашёл, зато устроился в сербскую пограничную стражу. Без малого три года я верой и правдой служил королю сербов, хорватов и словенцев. Но в конце двадцать четвёртого подвернулась странная оказия – поход в Албанию. Это была чистейшей воды авантюра! Ахмет Зогу готовил переворот в Тиране, и главнейшей его военной силой должен был стать отряд русских наёмников, набранный в Сербии. – Мухин широко улыбнулся, в его глазах блеснула детская озорная весёлость. – Вы понимаете, Емельян Фёдорович, что я не мог пропустить подобное рискованное мероприятие. И вот зимой, под Рождество малочисленный Русский корпус вступил в Албанию. Войны не получилось. Албанская армия разбежалась после первого же сражения. Наши старые австрийские пушки и легенды о русских чудо-богатырях, не знающих поражения, сделали своё дело. Никогда ранее я не участвовал в более лёгкой кампании, скорее похожей на прогулку, нежели войну. Самым трудным оказалось поддерживать дисциплину в нашем отряде. Вынужденное безделье, скука и водка приносили больше вреда в походе, нежели действия противника. Как бы то ни было, именно благодаря русскому отряду Ахмет Зогу сверг премьер-министра епископа Ноли, провёл политическую реформу в стране и объявил себя президентом. Честно говоря, ни Ноли, ни Зогу не вызывали во мне особых симпатий, я служил за деньги, был простым ландскнехтом. Тем не менее, мы всё-таки сделали хорошее дело, когда свергли Ноли. Он был настроен очень просоветски, был, почти что, коммунистом, несмотря на свой сан, а главным советником у Ноли состоял агент ОГПУ Лучинский.

– Лучинский? – переспросил Елагин, порывшись в уголках своей памяти; эта фамилия была ему знакома, он вспомнил капитана дутовской контрразведки, его прилизанную чёлочку и удивился про себя такому парадоксу: два человека, по сути, политические антиподы, имели одинаковую фамилию.

– Да, Лучинский – известный провокатор, – только и заметил по этому поводу Мухин, а затем вернулся к рассказу о своей одиссее. – В Албании я не задержался, получил за свои заслуги из рук самого Зогу орден, а также албанский паспорт и перебрался в Италию. – Мухин сделал паузу, допил пиво и заказал ещё одну кружку. – И теперь я имею своё маленькое предприятие по производству мебели и живу в Италии, – подытожил он как-то очень печально, словно Италия была удивительно скверной и унылой страной. – Однако ж, скучаю я, Емельян Фёдорович, сильно скучаю. Видно, спокойная жизнь – не для меня. Эх, с удовольствием сейчас променял бы свой замшелый чужбинный уют на коня и шашку! – Мухин сжал кулаки. – Теперь бы я точно не упустил возможности раздавить красную гадину! И таких, как я, немало!.. Немало, поверьте, Емельян Фёдорович, – добавил Мухин, увидев в глазах Елагина сомнение. – Нам бы только политического руководителя хорошего, да командира толкового – мы бы горы свернули!