Цвет тишины - стр. 81
– Вы знаете, где живет Юдзу?
– Он оставлял свой адрес в анкете, поэтому да, – сказала Хенна. – Погоди-ка.
Из-под барной стойки она вытащила потрепанную синюю тетрадь в клетку. На обложке маркером кто-то от руки написал слово «графики». Она отлистала тетрадь до текущей недели.
– Юдзуру завтра будет во второй половине дня. Может, тебе просто прийти сюда?
Тахти помолчал, кивнул.
– Да, возможно.
– Завтра будет Айна, но, может, это даже хорошо.
– Да, возможно.
– Юдзуру будет с четырех часов.
– Да, спасибо.
Она закрыла тетрадь.
– Всякое бывает, – сказала она.
Тахти только еще раз кивнул. Ответить что-то он не смог, не смог выговорить ни слова. Что-то внутри давило и сжималось, ему было сложно дышать. Хенна прошла вдоль стойки и забрала забытую кружку Серого, вымыла ее, вытерла, поставила на полку. Тахти стоял и смотрел на ее руки, и в ушах что-то монотонно гудело.
– Приходи завтра, – сказала Хенна. – Всякое бывает. Уверена, вы помиритесь.
Тахти накинул парку поверх влажной толстовки. Снег в тепле растаял, промочил ткань. Звон колокольчика смолк, и полумрак лестничного марша окутал его со всех сторон.
Еще в кофейне, когда он спускался по лестнице, заболело колено. Как он шел, он запомнил плохо. Как-то спустился, подвисая на перилах, как-то доковылял до остановки. Ждал трамвай, но потом кто-то из прохожих сказал, что ветка снова встала. То ли замело пути, то ли опять оборвало провода. Такое случалось постоянно. Пришлось идти пешком. Кое-как он доплелся до кампуса, как-то поднялся в дормиторий. Как-то оказался в душе, под струями воды, и только теперь заплакал.
Он плакал бесшумно, очень долго, не пытаясь себя остановить или отвлечь. Он, кажется, сорвал какую-то пружину, и его все еще трясло, когда слезы кончились. Он долго стоял, завернутый в полотенце, в душевой, и смотрел на улицу через запотевшее окно, и никак не мог собраться, одеться и пойти в комнату. Он не знал, спал ли Рильке и был ли вообще дома. Не знал, заметит ли он его красные глаза и что он будет говорить, если заметит. Он не знал, придет ли он в тихую сонную комнату, где выключен свет, и где можно будет завернуться в одеяло с головой и отвернуться к стене – или в комнату, залитую светом, с толпой людей, музыкой и бутылками, и тогда ему точно не отвертеться от расспросов.
Он очень устал, он безумно нервничал, у него не было сил объяснять, почему у него красные глаза, почему он два часа торчал в душе, почему он хромает и почему не хочет ни о чем говорить. Все, что он хотел, это дождаться утра, потом как-то прожить первую половину дня, а потом поговорить с Серым, и с Сати тоже, и вообще со всеми, и вот им как раз объяснить, что он не хотел, чтобы так вышло.