Цвет греха. Белый - стр. 2
Пуговицы на мужской рубашке расстёгнуты. Её руки перемещаются на ремень, расстёгивают сперва его, затем и ширинку. В моей груди начинает щемить с такой силой, словно не бегунок по звеньям проехался, а ножом мне по сердцу полоснуло. Марк шумно выдыхает сквозь зубы и запускает ладонь в тёмный водопад роскошных волос, собирая, крепко сжимая их в кулаке на затылке, тянет за них, а девушка опускается перед ним на колени.
– Нет, не надо… – зачем-то срывается с моих губ, будто это что-нибудь изменит. – Не делай этого…
Мои руки дрожат всё отчётливее, пульс стучит по вискам, а перед глазами плывёт от выступивших слёз. Я позорно зажмуриваюсь. Не знаю, для чего, но начинаю трусливо молиться, чтоб всё было совсем не так, как видится.
Ведь всё именно так…
Будь оно проклято!
Срочно требуется больше воздуха. Несколько раз запинаюсь за шлейф платья, пока пользуюсь распахнутым проёмом. Хватаюсь за перила. Там, на этаж ниже, полно гостей. Они счастливо улыбаются и громко общаются между собой, прогуливаясь среди искусственно созданного деревенского антуража из винтажных столов и стульев, накрытых кружевом и воздушными тканями, украшенных цветами. Я смотрю на них и втягиваю ртом в лёгкие побольше кислорода. Заставляю себя дышать. Раз за разом. Будто разучилась и стараюсь научиться заново. И пусть каждый мой новых вдох – чистейшая порция боли. Донёсшийся с экрана мужской стон, полный наслаждения – как беспощадный удар под дых. Бьёт по мне снова и снова. Наверное, пора бы уже выключить, перестать слушать, насколько ему хорошо, не со мной – с другой, той, о чьём существовании я не знала. Но я не выключаю. Словно какая-нибудь грёбанная мазохистка, упрямо слушаю дальше. И не менее упрямо смотрю, как в специально подобранных для столов горшочках, чайничках, баночках и бутылках удачно смотрятся ветки оливы, лаванды, пучки трав, гроздья винограда, а плетёные корзинки, шкатулки и старинная посуда – как финальный штрих среди щедро накрытого для гостей праздничного угощения в том же стиле французской традиции с поистине царским обилием вина, сыра и миниатюрной выпечки.
Да, это должна быть очень красивая свадьба…
Моя подруга детства постаралась на славу. Даже должна появиться кованая карета, запряжённая чистокровными фризами. Атаман и Бравый – очень красивые и своенравные кони. Говорят, таких, как они, в мире считанные единицы. Этот вид на грани вымирания. Почти, как я, здесь и сейчас.
Зачем я думаю об этом?
Наверное, так проще цепляться за жалкие остатки реальности, которая стремительно рушится и рассыпается у меня на глазах под звучные шлепки мужских бёдер о женские ягодицы, вздёрнутые повыше, чтобы Марку было удобнее мощно толкаться в свою любовницу сзади, пока она громко стонет, умоляя ещё и ещё, посильнее и глубже. Всё лучше, чем вздрогнуть, как от разряда высоковольта, когда справа доносится: