Цвет алый - стр. 15
Одновременно
Сижу в кафе с Набоковым, пью свой кофе, пишу… жестом прошу счет.
подходит официант, улыбается, кивает на тетрадку:
– письмо дедушке пишете?
– ага, дедушке морозу…
– и как, сбывается?
– а то!
– а вы прочтите мне, чтобы я знал, как писать, чтоб точно сбывалось…
– главное – искренне, то, что думаете, пишите.
– а вы так много написали… много думаете, значит… наверное, эрудируете часто?
– о да! каждый день эрудирую, пока никого нет дома.
– вы близко общаетесь сейчас с ней?
– ну, на прошлой неделе я выпила весь ее бар и потребовала денег на такси… видимо, близко.
главное, чтобы не было так:
– кто отец твоего ребенка?
– Джек…
– ???
– Джек Дэниэлс.
…и мы почти одновременно перешли на виски, на ты и в его комнату.
кажется, у меня ослабевает воля к жизни, это я поняла по исчезнувшему желанию курить…
«я в щщи. сегодня весь день пью и читаю один и тот же роман!»
это мой приятель, прожигатель жизни и ловелас, добрался до Буковски…
хочу напиться, до потери самосознания, стыда и, возможно, макияжа.
есть люди, которых за их наглую довольную морду и острый язык хочется избить, но вдруг ты понимаешь, что последнее слово в предложении лишнее.
любопытная вещь из детского сознания.
когда мне было года, наверное, 4, я думала, что слово «Цой» нехорошее, потому что его писали на стенах и заборах, и потому что оно ТОЖЕ ИЗ ТРЕХ БУКВ, а не менее часто встречавшаяся надпись «В. Цой» мне казалась совсем нелогичной, во-первых, из-за точки после предлога, во-вторых, из-за какой-то неправильной падежной формы ругательного, как мне тогда казалось, существительного.
вероятно, я была очень интересным ребенком.
Железная стена понимания
Я хочу, чтобы Париж, середина XX века, мы сидели в кафе на Монмартре, за окном на мостовую лил дождь, мы пили вино… и чтобы я была Эдит Пиаф
этот человек читает меня как книгу, и более того – не смотря в строки, угадывает, что будет дальше, и он знает, что между строк.
однажды начав эту череду предательств (помните у Кундеры?), ты уже не можешь остановиться, выбирая лишь то, что тебе действительно надо, оставляя ненужный город, расставаясь с надоевшими приятелями, с которыми больше не о чем говорить, выбрасывая старые джинсы…
сначала это происходило легко и как-то само по себе, но, чем дальше, тем ценнее каждый день, минута… поэтому надо учиться рубить резко, четко и с хрустом.
осознание своей всеобъемлющей внутренней пустоты растет и распирает, как пустота может давить изнутри? может, она более насыщенная, чем эта ваша киселевая любовь, которую вы так холите и лелеете, чтобы не оказаться лицом к лицу сами с собой? или – вы мудрее меня, можете жить счастливо?