Цой. Последний герой современного мифа. Новая редакция - стр. 143
Мы не будем особо заострять внимание на фильме «Асса». Этой теме посвящено немало телепередач, есть масса свидетельств, рассказов, включая воспоминания самого Соловьева, который неизменно красочно, хоть и не всегда правдиво, описывает события тех дней.
Дмитрий Шумилов, музыкант группы «Вежливый отказ»:
«Я не сразу понял весь масштаб фигуры Цоя. Наверно, это тот случай, когда нет пророка в своем отечестве. Проще говоря, трудно трезво оценить того, с кем выпиваешь. Тем более Цой всегда говорил, что он поп-музыкой занимается. ”Чем занимаешься?” – ”Поп-Музыкой“. Я помню, он приехал в Ялту и говорит: ”Вот, я новую песню написал“. Это была песня ”Бошетунмай“: ”Все говорят, что мы вместе, все говорят, но немногие знают в каком“. Песня всех рассмешила. Я помню, как он летал по перилам в гостинице, как ниндзя какой-то, ну Брюс Ли – самое очевидное сравнение. Он самый сильный до сих пор, никто его не превзошел. Совершенно самодостаточный человек, отдельная единица. Он как в фильме был Цой, так и вне фильма, в жизни был такой же Цой. Можно было бы сказать, что он сыграл самого себя, с единственной оговоркой – в реальной жизни он не пошел бы работать музыкантом в ресторан. Собственно, он начинает играть песню ”Мы ждем перемен“ в ресторане, и только потом появляется толпа в Зеленом театре. Меня всегда удивляла эта сцена: с одной стороны – ”Мы ждем перемен“, с другой – вот он говорит с этой теткой-администратором, потом встает и идет – а куда он идет? На ту же сцену, в тот же ресторан играть».
Юрий Шумило:
«Впервые я увидел Цоя в ”Тавриде“, где мы снимали все ресторанные сцены. Вижу: бродит по площадке такой высокий азиатский человек в черном. Посторонние на площадке – это моя зона ответственности. Подхожу, спрашиваю: ”Почто здесь?“ А он мне: ”Я к Соловьеву приехал“. Переспрашиваю Соловьева: ”К вам?“ А Соловьев: ”Ты чего, Юрик? Это же наш композитор, знакомься – Витя Цой“. Познакомились. Я увидел у него значок Шаолиня. Говорю: ”Ты чего, имеешь какое-то отношение к этой теме?“ Наверно, отсюда и взаимная симпатия возникла. Стали в перерывах всякие единоборческие темы обсуждать. Но фанатом Цоя я стал позже, когда снималось начало сцены с песней ”Мы ждем перемен“. Он встал на сцене ресторана, на площадке громко включили фонограмму (в кино ведь все под фанеру снимается), я стоял за камерой, за Павлом Тимофеевичем, и был буквально оглушен мощью, которая обрушилась из динамиков. Цой со своей кошачьей пластикой тоже впечатлил. Прямо уши к голове прижало. Павел Тимофеевич стоял, смотрел в дырочку (тогда еще камераменов никаких не было) и, когда закончился трек, повернулся ко мне и сказал: ”Ну что, Юрок, понял?“ Он-то к тому времени уже слышал это все. А меня оглушило. После этого я подсел на Цоя, для меня это было какое-то полное откровение – это ведь был тот же парень, с которым мы только сейчас болтали про Шаолинь и которого за звезду никто по большому счету не держал. Их вообще тогда никто звездами не считал. Были какие-то странные пацаны в странных одеждах, с гаджетами, которых мы тогда не видели. А у них тем временем уже была связь с заграницей, была Джоанна Стингрей – какой-то заступ за кордон, во всяком случае в виде предметов материальной культуры. Они уже были одеты иначе, чем мы, и вот эта одежда во многом отразилась в имидже Бананана. Помните этот их проезд с Крымовым в троллейбусе? Все эти очки, хламиды, большие американские ботинки – это казалось тогда странным и неожиданным. Мы понимали, что это модно, но модно как-то по-другому…