Цирк в шкатулке - стр. 7
Вы помните, что лошадь Аделаида была очень умная. Она умела не только читать, но и писать. И теперь она протягивала господину директору кусочек картона, на котором было что-то нацарапано крупными буквами.
– Что это? – спросил господин директор.
– Видите, тут написано «КЛОУН». Мы повесим эту табличку вам на спину, и тогда все, даже те, к кому вы повернулись спиной и кто не видит вашего грима, прочитают и догадаются, что вы не господин директор.
Директор закусил губу. Ходить с табличкой на спине ему очень не хотелось. Но с другой стороны, может быть, Аделаида права – это спасет положение. Ведь когда мы читаем в книге слово «клоун», нам тоже не показывают ни настоящих бубенчиков, ни пуговиц, ни кантиков, ни красного носа – но мы видим все это как наяву за черными буквами на белой бумаге.
Господин директор никогда еще не шел по своему собственному цирку с таким замиранием сердца. Директору казалось, что коридорчик, ведущий к занавесу, за которым открывалась арена, был возмутительно короток. Как ни старался господин директор оттянуть миг выхода на арену, но время неумолимо. И вот аплодисменты публики вознаградили старание акробатов, занавес распахнулся – и на нетвердых ногах господин директор вышел на арену. На самую середину.
– А… оты… я… – выдавил из пересохшего горла директор, не в силах поднять глаза на публику.
«Черт побери, – думал он, – какая это каторжно трудная работа, оказывается!»
В рядах зашептались: «Что? Что он сказал? Кто это?»
– А вот и я! – собравшись с силами, погромче сказал директор и растерянно оглянулся.
Надо было что-то делать. Клоун Пе в первом выходе обычно начинал громко плакать, выпуская струйки воды из закрепленных у глаз трубочек. В кармане у него была резиновая груша, он нажимал на нее, одновременно изображая громкие рыдания.
Дальше Пе произносил текст, который господин директор знал наизусть.
Но без фонтанчиков слез происходящее было бы непонятно.
Директор беспомощно потоптался на арене и наконец решился:
– Уважаемая публика! Вот представьте, что у меня из глаз брызжут слезы! И я плачу. Я говорю: «Аааа!!! Ууууу!»
В публике никто не смеялся. Некоторые начали озадаченно перешептываться.
Но директор больше всего боялся, что мужество его покинет, и потому продолжал, не останавливаясь:
– И я плачу!!! Хотите узнать! почему я плачу! Потому что! у меня пропала! моя любимая собачка! Вы ее не видели? Нет? Я вам опишу ее: у нее сломана лапа, бок ободран, одного глаза нету, зубы выбиты, откликается на кличку Счастливчик.
На этом месте, когда выступал Пе, в зале раздавался смех.