Цирк в шкатулке - стр. 2
Его раздражала даже фарфоровая мисочка маленькой Китценьки, хотя ее содержимое никак не могло бы существенно увеличить благосостояние бережливого клоуна.
А в-третьих, у Пе не было чувства юмора.
Клоун без чувства юмора – это невозможная вещь, скажете вы?
Но Пе утверждал, что главное в выступлении клоуна не чувства, а точный расчет. Он носил с собой большой блокнот в коричневом кожаном переплете. Страницы блокнота покрывали таблицы и цифры. Пе высчитывал, сколько смехоединиц он ориентировочно получит на одну придуманную шутку, какова плотность шуток на выступление, сколько раз надо крикнуть «у-тю-тю» за то жалованье, которое платит ему господин директор цирка.
Коронной шуткой Пе было подойти к какому-либо зазевавшемуся мальчику в первом ряду и ухватить его двумя пальцами за нос.
Мальчик старался не плакать, потому что он верил: все, что делает клоун, смешно, а все, что происходит в цирке, – весело. Но лицо его делалось несчастным, а нос красным.
И тогда Пе кричал свое знаменитое «у-тю-тю!».
И все зрители смеялись.
Однако второй раз этот мальчик на представление не приходил.
Потому, когда в городке, где гастролировал цирк, кончались подходящие мальчики, цирку «Каруселли» приходилось ехать дальше.
Конечно, Пе полагал, что за такой научный подход к делу ему должны платить отдельно.
И вот именно сегодня он в очередной раз решил поставить этот вопрос перед господином директором. Он пришел к нему со своим блокнотом, в котором были аккуратно подсчитаны все шутки, все «у-тю-тю» и все ухваченные за нос мальчики – в знаменателе дроби. А в числителе стояло жалованье Пе.
Получалось, что если за мальчиков еще как-то уплачено, за шутки – также уплачено, хоть и мало, то «у-тю-тю» Пе исполняет себе в убыток.
В ответ господин директор пытался достать свои бухгалтерские книги, из которых было ясно, что поднять жалованье кому бы то ни было – совершенно невозможно, ведь сборов едва хватает на самые животрепещущие нужды.
Чем закончился разговор – уже известно. И теперь господин директор сидел на скамеечке у своего фургончика, обхватив голову руками, и что-то горестно бормотал. Иногда он поднимал голову и оглядывал грустными глазами окрестности.
Все было как всегда.
Развешивала на веревке, протянутой между фургончиками, выстиранное пестрое трико и занавески в мелкий синий цветочек наездница Рио-Рита.
Маленькая Китценька в третий раз перепрятывала свою косточку в новое место. У края пустыря тихо беседовали, щипля сухую траву, Аделаида-Душка и несколько других лошадей.
Ослик Филипп бродил недалеко от них, с любопытством прислушиваясь к разговорам настоящих лошадей.