Цирцея - стр. 2
Когда я родилась, одна тетка (не стану называть ее имени, потому что в этой истории теток полно) омыла и спеленала меня. Другая занялась матерью – вновь окрасила ей красным губы, расчесала волосы гребнями из слоновой кости. А третья пошла к двери – впустить отца.
– Девочка, – сообщила ему мать, сморщив нос.
Но мой отец против своих дочерей – мягких и золотистых, как первая выжимка из оливок, – ничего не имел. Люди и боги дорого платили за счастье завести с ними потомство, и потому отцовская сокровищница, как говорили, была не хуже, чем у самого царя богов. Положив мне на голову руку в знак благословения, отец сказал:
– Она найдет себе достойного мужа.
– Насколько достойного? – осведомилась мать.
Она, наверное, утешилась бы, если б меня можно было обменять на что-нибудь получше.
Размышляя, отец перебирал пушок на моей голове, изучал мои глаза и скулы.
– Царевича, пожалуй.
– Царевича? – переспросила мать. – Ты ведь не хочешь сказать, смертного?
На лице ее читалось отвращение. Однажды в детстве я спросила, каковы смертные с виду.
– Можно сказать, сложением они схожи с нами, но лишь в той мере, в какой червь схож с китом, – ответил отец.
Мать выразилась проще: гнилая плоть в грубой оболочке.
– Разумеется, она выйдет замуж за сына Зевса, – настаивала мать.
Она уже воображала, как пирует на Олимпе, сидя по правую руку от царицы Геры.
– Нет. Волосы у нее пестрые, как рысий мех. И этот подбородок… Островат, совсем не радует глаз.
Мать спорить с отцом не стала. Как вспыльчив Гелиос, когда ему перечат, она знала не хуже других. Помни: под золотым его сиянием скрывается огонь.
Мать поднялась. Живот ее исчез, утянулась талия, лицо посвежело, стало девственно-румяным. Все наше племя оправлялось быстро, а мать и того быстрей, она ведь была из дочерей Океана, метавших детей, как икру.
– Идем, – сказала мать. – Сделаем кого-нибудь получше.
Я росла быстро. Младенчество мое продлилось несколько часов, и тут же я выучилась ходить. Тетка осталась со мной в надежде заслужить расположение матери и назвала меня Цирцеей – Ястребом – за желтые глаза и странный пронзительный плач. Но, увидев, что труд ее мать замечает не более, чем землю под ногами, тетка исчезла.
– Мама, – сказала я. – Тетя ушла.
Мать не ответила. Отец уже отправился на небо в своей колеснице, а она вплетала в волосы цветы, собираясь уйти из дворца тайными водными путями и встретиться с сестрами на заросших травой речных берегах. Я могла бы пойти с ней, но тогда пришлось бы весь день сидеть у ног теток и слушать, как они болтают о вещах, мне непонятных и неинтересных. И я осталась.