Цикада и сверчок (сборник) - стр. 70
– Что? Наклонись ближе, ничего не слышу, – сказал он раздраженно, схватив гейшу за плечо. Он тут же убрал руку, но гейша вскрикнула, поглаживая плечо:
– Ой, больно.
Синго сделал недовольное лицо, и гейша, прижавшись к нему плечом, увела его на веранду.
– Сюда, пожалуйста.
Он пришел домой около одиннадцати. Сюити еще не вернулся.
– Добрый вечер.
В комнате напротив столовой Фусако кормила грудью младшую девочку, – опершись на локоть, она подняла голову.
– Здравствуй. – Синго заглянул в комнату. – Сатоко спит?
– Да, только что уснула. Еще несколько минут назад она спрашивала меня: мама, что больше, десять тысяч иен или миллион иен, что больше, а? И хохотала. Сказала, чтобы я спросила у дедушки, когда он вернется, и сразу уснула.
– Хм. Довоенные десять тысяч иен и послевоенный миллион иен, – засмеялся Синго. – Кикуко, дай мне стаканчик воды.
– Сейчас. Воды? А кушать не будете?
Кикуко удивила просьба Синго. Она встала и пошла за водой.
– Только из колодца. Хлорированная мне не нравится.
– Хорошо.
– До войны я еще не была замужем, Сатоко еще не было, – сказала Фусако, уже лежа в постели.
– Что до войны, что после войны – лучше бы не выходить замуж.
Услышав скрип колодезного насоса, Ясуко сказала:
– Как только начинает работать насос, от этого скрипучего звука мне становится холодно. Зимой, когда Кикуко рано утром идет к колодцу накачать воды тебе для чая, я еще в постели слышу этот скрип и сразу чувствую – холодно на улице.
– Я все думаю, не поселить ли нам отдельно Сюити с женой, – тихо сказал Синго.
– Поселить отдельно?
– Это было бы лучше, наверно.
– Может быть. Особенно если Фусако надолго останется у нас…
– Мама, я уйду. Если вы из-за меня хотите поселить их отдельно.
Фусако встала с постели и подошла к ним.
– Лучше я поселюсь отдельно. Вот и все.
– Наш разговор не имеет к тебе никакого отношения, – раздраженно сказал Синго.
– Нет, имеет. Да еще какое. Мне Аихара говорил: отец тебя никогда не любил, поэтому у тебя такой противный характер. Мне так обидно было это слушать, прямо ком к горлу подступал.
– Успокойся, пожалуйста. Тебе уже тридцать.
– Нет уж, покоя мне не будет, и я не могу успокоиться.
Фусако прикрыла свою налитую грудь.
Синго устал от всего этого и поднялся.
– Бабка, давай ложиться спать.
Вошла Кикуко со стаканом воды. В другой руке она держала огромный лист. Синго залпом выпил воду.
– А это что такое? – спросил он у Кикуко.
– Лист мушмулы, еще совсем молодой. Луна светит тускло, вижу – около колодца что-то колышется, поблескивает; что это такое, подумала, смотрю – молодые листья мушмулы, большие уже стали.