Цифра - стр. 7
Семен Андреевич привел Анлафа в двухэтажный домик. Судя по просторному холлу со стойкой, раньше это была гостиница. Заметив заинтересованный взгляд отщепенца, старик рассказал, что раньше это была успешная маленькая гостиница. Но Локдаун задушил ее. Во время эвакуации (тогда еще полный сил отельер) и несколько его друзей смогли спрятаться в подвальных помещениях и переждать ее.
– Потом, конечно, нелегко пришлось. Особенно, когда все померли. Раньше-то с едой попроще было, а потом всё хуже. Вот в итоге я один остался и ем от пуза, только когда приезжает кто. А так одни консервы да макароны. На огород у меня уже сил нет.
– Да я и консервам с макаронами рад буду. У меня тебе, правда, и предложить-то нечего взамен. – Анлаф чувствовал жалость к этому бумажному старичку. Но тот заверил его, что компания – лучшее, чем путник может ему отплатить. Позвякивая посудой, дед разжарил вчерашние макароны и поставил чайник. Анлаф с удовольствием опустошил свою тарелку и сгреб в рюкзак несколько банок тушенки и маринованых овощей, которые дал ему старик. А потом за кружкой чая охотно слушал его истории. Правда чай по кружкам разливать пришлось гостю, так как тремор у старика был ужасный. Семен Андреевич предложил Анлафу отправиться наверх поспать. На что путник, сам не зная, почему, согласился. Старик был к нему по-отечески добр, не хотелось обидеть его недоверчивостью. Они зашли в один из бывших номеров, и путник ахнул: чисто, сухо, двуспальная кровать, подушки, одеяло. Свежее, разве что не отглаженное постельное белье.
– Ты, отец, даешь! – Восхитился Анлаф, подбирая, фигурально выражаясь, челюсть с пола.
– Какой-никакой отель же, сынок. – Засмущался Семен Андреевич. – Я ж столько лет людей обслуживал, с уборщика до директора дослужился. У меня даже вода есть, помоешься.
В порыве радости Анлаф обнял его. На глазах старика проступили слезы. С возрастом люди становятся плаксивее, но сейчас это не раздражало отщепенца. Кто бы что ни говорил, а общение с другими людьми важно для любого человека.
– Будь, как дома, я к твоим услугам, – сказал Семен Андреевич на прощание и закрыл за собой дверь.
Путник некоторое время стоял посреди комнаты, вслушивался в удаляющиеся шаркающие шаги старика и не верил своей удаче. Наконец-то он принял душ, а не мылся в реке. А как сладко и безмятежно спалось на огромной мягкой постели! Матрас, конечно, немного пах старыми тряпками. Но разве же это такая уж большая проблема? Анлаф, конечно, спрятал под подушку нож, но опасаться ему было нечего: старичок с трясущимися ручками вряд ли представлял угрозу. Впервые за несколько лет отщепенец спал в настоящей постели. После скамейки в ЛиАзе кровать казалась бескрайней, мягчайшей и самой удобной на свете. Анлаф уснул, едва коснувшись головой подушки, и спал, что называется, без задних ног, не слыша ничего вокруг. Его не тревожили никакие кошмары или ностальгические картины. Во сне он пересматривал «Женитьбу Бальзоминова»: Вицин плясал на площади, его мама пыталась вспомнить, какой же Китай-город правильный, а Мордюкова пила чай с блюдца, точь-в-точь как кустодиевская купчиха за чаем. Из сладких оков советского кинематографа Анлафа вырвал холодный приказ «Встать!». Спросонья потирая глаза, Анлаф увидел перед собой Семена Андреевича, целящегося в него из ружья.