ЧВК Херсонес – 2 - стр. 31
Прихожая или парадное, куда мы вошли, было невероятно длинным, словно тоннель, в конце которого мерцал холодный голубой свет. Под ногами стелился такой шикарный ковёр, густо-зелёного цвета, с длинным и мягким ворсом, что казалось, я иду по траве, проваливаясь едва ли не по щиколотку. Думаю, один уход за ним стоил сумасшедших денег.
Потолок терялся в вышине, но там угадывалась пышная лепнина, богато украшенная позолотой. На матовых тёмно-синих стенах висели картины в дорогих рамах. Я невольно залюбовался ночными пейзажами Коровина; фыркнув, оценил небольшого Шишкина – лес с лосями; ещё отметил пару графических вещей Климта; кое-кого из прерафаэлитов; потом большое – три на пять метров – полотно Генриха Семирадского.
Кстати, вот именно эту картину, изображавшую ночные танцы на греческом острове Лесбос, раньше мне видеть не доводилось. Но кисть и манера были гарантированно его, да и подпись стояла в углу холста. Слегка помолодевшая старушка мягко улыбнулась, заметив моё удивление:
– Эта вещь была заказана после ошеломляющего успеха «Фрины на празднике Посейдона в Елевсине».
– Ну, ту картину я отлично помню, сейчас она в Русском музее Санкт-Петербурга. А вот это полотно…
– Интересуетесь историей искусств, юноша?
– Это моя профессия.
– Ах, тогда вам, возможно, будет любопытно узнать, что художник отказался от денег. Как только краски и лак высохли, он принёс это полотно в подарок. С обратной стороны холста есть короткая надпись, сделанная его рукой, о том, что «Ночь на Лесбосе» сделана лишь в единственном экземпляре, все подготовительные рисунки и эскизы сожжены, а сама картина передана в дар.
– Кому?
– Разве ответ не очевиден?
На меня второй раз накатило ощущение, что эта пожилая женщина, вполне себе бодро шествующая чуть впереди, выглядит немного иначе. Кажется, у неё потемнели и удлинились волосы и вроде бы даже приподнялась грудь. Мысли странные, признаю, но…
– Вы меняетесь!
– Неужели? – хмыкнула она, обернувшись. Теперь ей никто не дал бы и больше сорока. – Молодой человек, мы почти пришли. Госпожа Геката, как вы её называете, примет вас в гостиной у камина.
– А как вы её называете? – тупо спросил я.
– Никак.
Вот и поговорили. Мы прошли ещё мимо десятка картин. Как правило, на всех была изображена ночь. Каких-то авторов, вроде раннего Николая Рериха или позднего Камиля Коро, можно было узнать сразу, других – нет. Ещё глаз автоматически зацепился за сияющую под лунным светом скульптуру лимонно-жёлтого жеребца, которому поклонялись жрецы и воины. Ну, прямо в тему наших поисков по Митридату. Надо бы спросить хозяйку, но…