Чужой крест - стр. 28

– Здоров будь, хозяин! – прорычал путник, непривычно складывая рот. До сих пор им с женой привычнее было говорить на турецком.

– Ты ли, брат? – удивился Николай, не торопясь распахнуть объятия. Прошло семь лет, с тех пор как Владимир, некогда кузнец из Опочки, вернулся из Константинополя на родину. Дом, где они жили когда-то с Николаем, сгорел в городском пожарище, и торговец перебрался в бывшую кузню на берегу реки, ближе к порту, а значит к воде. На этом месте купец заново отстроил избу, не большую-не малую, как раз в пору ему и жене. Более пяти лет брака с полячкой, пленённой кем-то из проходящих через Опочку воевод, да брошенной из-за немощи, потомством не порадовали.

– Я, – коротко ответил бывший кузнец, удивляясь, что его держат на пороге.

– Значит, здравствуй! Кто это с тобой? – кивнул он за спину брату. Владимир обернулся, вывел к порогу жену:

– Ирина. Знакомься.

– Жена или девка?

– Жена. Мне её сосватал сам падишах Сулейман, пусть будут благословенны его дни! – он обмыл руками лицо.

Николай словно очнулся:

– Так проходите же в избу! Вы, небось, устали?

– Полтора года в пути.

– Почему так долго?

– Ты про то на пороге знать желаешь? – впервые показал характер младший брат. Старший засуетился, кликнул супругу.

– Алиция, собери на стол! – шумнул он. Женщина, недовольная нагрянувшими незнакомцами, пробурчала:

– Нэчем потшэват. Только молоко йешт и каша.

Муж оглянулся, вскинул бровь:

– Я что тебе сказал? Брат это мой. Единоутробный. Из Царь-города прибыл. Иди за петухом, пировать будем.

Владимир, ощутив себя неловко, остановил:

– Не нужно, Николай. Хватит нам молока и каши. Баню ещё бы истопить, помыться с дороги перед вечерней зарёй.

Но брат уже стелил хлебосол.

Тем же вечером, помывшись и помолившись уходящей заре, Владимир и Ирина напросились жить не в доме, а в бане. Шёл апрель, ночи были не студёные. Да и взгляд свояченицы, как чёрное мыло с абрикосовой пудрой, сдирал кожу. Не по нраву пришёлся Алиции вечерний намаз гостей. «Кто из местных увидит, как падают ненужные родственники на землю и молятся Аллаху, ещё и дом подпалит. Живы в людях подлости половецких и ногайских племён. Османцы – ничем их не лучше».

– Зря ты так про них, – остудил брата Владимир за то, что тот назвал его неверным: – Это здесь продадут и правду и совесть. Восточные люди веру чтят и людей любят.

– Не знаю. По мне так лучше бы тебе крест носить и ходить по выходным в церковь, чем падать ниц за чужого бога.

– Бог для каждого один и в душе. А крест я ношу, – Владимир вынул из-под рубахи нательный знак и ладанку.