Чужое зверье - стр. 7
Через месяц подготовки нас обеспечили всем необходимым – формой, рациями, бумагами. В группе из пяти человек меня вывезли на аэродром под Люблином. Оттуда на транспортном самолете „физилер-шторх“ нас доставили на Восточный фронт. Согласно приказу, диверсионный отряд из пяти единиц десантировался в районе Ивангорода. После приземления мы с моим сообщником, Олегом Двурядовым, захватили остальных немецких агентов, обезоружили их и сдали в ближайшую военную часть. Сами тоже добровольно сдались, а потом рассказали о своем вынужденном сотрудничестве с абвером.
Все планы, явки, пароли, свои и чужие, что я успел узнать за время пребывания в плену, я перечислил сотруднику НКВД под запись сразу после ареста. При задержании сдал фальшивые документы и оружие. Это было больше трех месяцев назад.
Из того места, где меня арестовали, на поезде и под охраной меня перевезли в этот лагерь и теперь допрашивают, словно я преступник. Только я рассказал вам все без утайки. В моих словах нет ни единого слова лжи.
Я хочу быть свободным, меня не пугает смерть. Поэтому прошу, поверьте мне. Я не двойной агент, я никогда не собирался служить Гитлеру и не хочу быть частью армии вермахта. Отправьте меня на передовую, в любую часть, в любое подразделение, хоть в штрафную роту рядовым. Я докажу, что готов служить своей родине. Прошу, я хочу быть свободным. Я больше не хочу быть в том карцере, где только темнота! Я не хочу быть мертвым внутри! Прошу вас, поверьте мне».
Свой рассказ Грошев закончил шепотом, он едва говорил, оставшись без сил. Алексей, хоть и слышал этот рассказ уже не один раз, снова почувствовал, как по спине пробежал холодок. Ежедневные пытки, мучения, холод и голод – их пленный офицер терпел бесконечно. Невозможно представить, что он чувствовал тогда и каково ему сейчас от подозрительного отношения уже на родине после возвращения.
Но напарник оперуполномоченного Савельева, капитан Евстафьев, равнодушно пожал плечами:
– Наплел нам тут с три короба, какой ты герой! И немцев с носом оставил, и на родину вернулся. Только мы не дураки, знаем, что ты там задумал. На фронт, говоришь, хочешь? Чтобы там без присмотра сведения гитлеровцам переправлять через границу? Хитро придумано, Грошев. На передовой сбегал туда-сюда пару раз, и никто не узнал ничего?! Да кто вас, шпионов и перебежчиков, к передовой подпустит, вредителей!
Голос Никодима становился все громче и громче, в нем звучало раздражение. Он с утра чувствовал себя плохо, живот крутило без остановки, голова трещала после вчерашних семи кружек самодельной браги из кусков черствого хлеба и сахара. Савельев каждое утро наблюдал растущую желчь и злобу, которую капитан выплескивал во время допросов на задержанных.