Чужие зеркала: про людей и нелюдей - стр. 3
В его классе были две рыжие девчонки, Лариса и Марина. Лариса пришла к ним в девятом, высокая, стройная «художница», в смысле занималась художественной гимнастикой, длинные волосы цвета ржавчины или старой меди, такие же глаза. На нее засматривались все старшеклассники, он тоже, но дальше эстетического любования не пошел. Марина же была с ними с первого класса, нескладная девочка с бледной, быстро красневшей на солнце кожей, блеклорыжей лохматой головой, получившая сполна дразнилок по программе «Рыжая-бесстыжая», смирившаяся с ними, тихая, незаметная. Вот между Ларисой и Мариной и усадил его Стаська, по-хозяйски расставляя на заваленном всяческой едой столе бутылки, хвастая солеными огурчиками: «Сами прямо здесь солим» и шашлыками: «Баранину у татар беру, они для меня специально барашка режут».
– Ну как дела, Скаген, где ты сейчас? – Лариса, слегка располневшая, черное с проблеском платье, тронутая сединой медь волос собрана в высокую прическу, сколотую какой-то блестящей штукой, улыбалась, подвигая к нему тарелку с прозрачными ломтиками сервелата.
– Я в Городе, как уехал туда поступать, так там и остался, – начал он, пытаясь втиснуть все двадцать с лихом лет в несколько предложений, знал, что длинную исповедь тут никто слушать не будет.
Но Ларисе хватило и этого, с грацией раскормленной кошки она уже отвернулась от него к другому соседу. Пришлось и ему повернуться в другую сторону, к Марине, чтобы договорить свое в чей-то адрес, глядя в глаза человеческие, а не в пространство, полное гомона, смеха и звона стекла.
***
Визг гвоздем по стеклу, железный литавренный бабах, за ним захлопнулась дверь парадной. Он глубоко вдохнул морозный, сдобренный бензиновой гарью, воздух, сразу закашлялся, чертыхнулся и еще раз, подскользнувшись на утреннем бугорчатом ледке. До работы ему было не слишком далеко, на троллейбусе, чтоб его дождаться, доехать и дойти еще метров триста, – полчаса, а пешком – те же полчаса, но идти не всегда хотелось. Сегодня хотелось.
Вывернув из своего переулка, он перешел дорогу и двинул по бульвару между рядами высоких черных деревьев, почти смыкавшихся в сером зимнем небе, как по черному туннелю. Потом в подземном переходе под площадью он зачем-то остановился у прилавка, где продавали электронные сигареты, и какое-то время разглядывал разноцветные бутылочки. Хотя ничего в этом не понимал и не собирался бросать свой привычный красный Данхил, который курил еще со студенческих лет, считая, правда, что это уже не тот Данхил, что был тогда, но тут уж ничего не поделаешь. Пошел по набережной узкой протоки, стараясь смотреть вправо, где поджелтевший лед внизу и красные кирпичные стены на другой стороне, а не влево, где рык, гул и гудки нервно-спешащих машин. Изогнутая спина пешеходного мостика подняла его над замерзшим каналом, и он постоял там, вытащил пачку сигарет из кармана, но передумал и сунул ее обратно. Дальше надо было идти по шумной машинной улице, и он всегда старался проскочить этот кусок побыстрее, но сегодня он все время тормозил, и вот обнаружил себя стоящим у витрины музыкального магазина, бездумно перебирающим глазами флейты, саксофоны, гитары.