Чужая жизнь Анны, или Деньги на бочку - стр. 16

Глупое желание, конечно же. Просто Александр Степанович навсегда связан для нее с бредом, жаром, болью, уткой под кроватью, и беспомощностью распластанного тела, со всем, что значит быть прикованной к больничной койке. Вот из-за этого она его и видеть не может. На самом деле он, конечно, душка, и лучший специалист, и грамотный профессионал.

Александр Степанович очень профессионально ухватил Анну под локоток и укоризненно журча, повел по коридору:

- Что ж вы, Анечка, мы вас неделю назад отпустили, а вы с тех пор и глаз не кажете? Мы договаривались, что вы будете приходить на обследование, нельзя после таких травм так легкомысленно…

Легко, будто куклу, он вставил Анну в дверь с закрашенным белой краской стеклом, подтолкнул внутрь, зашел сам и запер дверь за собой. Анна с легким недоумением смотрела как он проворачивает в замке ключ и прячет его в карман. Зачем бы это?

Из угла послышалось легкое покашливание. Анна оглянулась.

- Здрасси!

Высокий, бородатый, восточного типа мужчина был практически незаметен в окружении растыканных вдоль стен приборов – таких солидных и суперсовременных, что одно их попискивание и подмаргивание экранами, кажется, могло как рукой снять насморк и сифилис, починить сломанные кости, вырастить новую печенку, а уж Аннина тривиальная головная боль им вообще на один зуб. Медицинские приборы с руками и зубами – какой кошмар! И это преподаватель литературы!

Анна попробовала улыбнуться, но у нее не получилось. Она этих приборов боялась – не то слово! Это не был нормальный страх взрослого человека, уставшего от лечения, но понимающего, что надо, надо… и способного некоторым усилием воли заставить себя перетерпеть процедуры, а потом вздохнуть с облегчением – закончилось, и слава богу. Нет, это был совсем другой страх! Так можно бояться только убийцу, поймавшего тебя в темном подъезде: обморочно, обессиливающе, понимая, что он сделает с тобой, что захочет, и ты исчезнешь из этого мира, а ведь еще и не жила – ни любви, ни радости.

Особенно Анна боялась жуткой «штуки со шлемом». Она ее хорошо помнила, гадину! Анну, еще не способную ни двигаться, ни говорить, не понимающую, где она и смутно соображающую, кто она вообще такая, привезли сюда, вкололи в вену какую-то дрянь, нахлобучили вот этот самый шлем, вкатили в утробу «штуки»… Потом был свет и Анна чувствовала, как «штука» копошится у нее в мозгах! Возится там, и шуршит, и копается, и выжимает что-то, и вообще, невесть что делает. И сколько бы ей потом не говорили дурацких словечек вроде «заурядная томография мозга», которую, дескать, невозможно почувствовать, она не верила ни на грош! Она не дура, не сумасшедшая и излишками воображения не страдает – страдала бы, может, после университета при кафедре осталась, а не в школу пошла! Она отлично помнила ощущение перетряхиваемых мозгов и знала – она больше не желает ничего такого! И никому не позволит…