Чужая жена и призрачные миры - стр. 28
Всё это время Гил следил за её манипуляциями. Он всё надеялся, что сейчас она выльет на него тонну желчи, обзовет предателем, трусом, поддонком, но только перестанет делать вид, будто видит его впервые. Но его ожиданиям не суждено было сбыться. Марлена закинула ногу на ногу, поправила подол своего неприлично дорогого платья и вперила в Гила чужой, холодный взгляд.
Сердце его било в грудную клетку, как язык колокола по чугунным стенкам. Гил буквально слышал этот отчаянный погребальный набат – его сердце играло реквием по любви. А умопомрачительные глаза Марлены всё замораживали его и замораживали. Они были похожи на две чашки чая, оставленные на веранде в морозный день – их теплая каряя бархатистость уже целиком подёрнулись ледяной корочкой, и неясно было, что скрывается за этой изморозью.
Гила чуть не перекосило от злости на собственную одержимость ею и он отвёл взгляд. Уставился в незакрытое окно, где по-прежнему чернели на кобальтовом небе прямоугольные гробы дворовых домов, да мигали конвульсивно-неспокойные звёзды.
«Скорее всего, я провалялся в том затхлом подвале сутки», – подумал он про себя и хотел уже отвернуться к стене, чтобы не видеть её, чтобы просто забыться болезненным сном, а проснувшись, смириться с тем, что обречён. Но голос Марлены помешал ему сделать это.
– Гилберт, – позвала она, и комнату наводнил перекат крошечных хрустальных колокольцев.
Он поднял на неё тяжёлый взгляд и с трудом проговорил:
– Прости за «Единорога».
– За единорога? – переспросила она, и её глаза вдруг оживились, заинтересованно сощурились.
– Да, – сглотнув, прошелестел Гил. – За то, что не защитил тебя тогда… – договорить он не смог, эти-то слова дались ему с трудом.
Марлена поднялась, подошла к нему, присела на корточки возле его топчана, вгляделась в помятое лицо своего давнего знакомого, вгляделась так, будто уже и позабыла давно, а вот сейчас вспомнила о его существовании и даже узнала.
– А ты мог тогда меня защитить? – задала она риторический вопрос.
Гилу стало противно. Но не от того, что она усомнилась в его возможностях, а от того что он и правда не мог. Он не мог многого: не мог сразиться на поединке с таким амбалом, как её муж, не мог представить на что потратить пятьсот золотых и уж тем более как живут люди, способные заплатить такую сумму за разговор. Но самое поганое было то, что он не мог не желать её.
За месяц, прошедший со дня их последней встречи, Гил настолько окреп в своём убеждении, будто сумеет отыскать Марлену и вытащить из лап тираничного мужа, что позволил себе мечты. Невозможные мечты, которые сыграли с ним злую шутку, которые убедили его в возможности их осуществления. И он погряз в них, утоп по самые легкие, и задохнулся бы, не научись дышать своей любовью к этой женщине, которая так и осталась незнакомкой, хоть и открыла ему своё имя.