Чужая в двух мирах - стр. 41
Я вступилась за него, назвав обвинения абсурдными. Этот раб знал папу ещё младенцем. Он любил своего господина и племянника. Конюх приходился сыном деду Эдмунда.
Но мачеха, как полноправная хозяйка, уже распоряжалась на плантации. Вещи отца, в которых он был, она лично обыскала. Все бумаги забрала, послав за Кристофером. Тот приехал быстро. Развалившись в гостиной в любимом отцовском кресле и попивая дорогое вино из подвала, ждал, когда станет полноправным хозяином. Он даже не потрудился зайти к отцу и попросить у него прощение за недостойное поведение.
Приехали Гарри с Изабель. Её к отцу не пустили, сказав, что надо поберечь себя ради ребёнка. Она, сев у дверей спальни, тихо плакала.
Только я была с ним. Я ухаживала за отцом, стараясь облегчить его боль, давала, оставленные доктором опиумные капли. Их не хватило, и мисс Луиза дала свои.
Эдмунд Дарлингтон бредил, зовя мою мать. Он-то истошно кричал: «Мэг», то жалобно плакал, повторяя: «За что, Мэг?». Он мучился пять дней, больше на целые три дня, что предрекал доктор. На пятый день он пришёл в себя и у него был на редкость ясный разум, после опиумных капель и полубреда.
Мы были одни в спальне. Отца уже похоронили. Они только ждали, когда смогут официально поместить его в семейный склеп. Лишь мисс Луиза забегала, чтобы дать мне возможность умыться и выпить воды. В тот вечер она не пришла. Я узнала причину задержки. Мой брат заплатил ей за любовь из денег отца, которые он нашёл в шкатулке в кабинете. Я не могу её винить или осуждать. Мой отец уже не мог ей платить, и в его доме куртизанку больше не потерпят. Ей придётся вернуться в Сент-Огастин. Где, скорее всего, она снова будет продавать себя.
В любом случае мне повезло проститься с отцом наедине без посторонних лиц.
Папа тихо позвал меня. Он ощущал в полумраке спальни моё присутствие. Я поднялась с кресла и подошла ближе к нему.
– Папа, – присаживаясь на край постели, сказала я, – милый мой, папа. Я здесь. Рядом с тобой.
Шептала я, целуя его уже холодеющую руку. Он сжал мои пальцы и посмотрел с печалью в глазах.
– Девочка моя, Лили. Дитя моё. Моя радость. Ты дитя любви, чтобы не говорили все эти лицемеры и стервятники, запомни. Я любил твою мать. Любил так сильно, что дал ей свободу.
Это было неожиданной новостью для меня. Я долгое время считала себя дочерью рабыни, а моя мать, оказывается, была свободной.
– Ты похожа на неё. Те же глаза, смотрящие на мир с интересом. Когда я впервые увидел её на плантации, то уже не смог не думать о ней,– он замолчал, пытаясь перевести дух. Слова давались отцу с трудом. – Два года назад я признал тебя, Лили. По всем бумагам ты моя дочь. В качестве приданого я оставил тебе плантацию табака под Сент-Огастином.