Чужая память - стр. 2

Алевич прибежал первым, помог директору подняться, хотел вызвать «скорую помощь», но Ржевский велел отвести его в кабинет.

Алевич открыл шторы, поднял опрокинутое кресло. Он сокрушенно качал головой и повторял:

– Надо же! Вы только подумайте.

Сергей Андреевич молчал. Он сел в кресло, заглянул в полуоткрытый ящик стола, вытащил оттуда смятую красную бумажку, расправил, положил на стол. И вдруг улыбнулся. Улыбка получилась растерянной, даже глупой.

– Как же я не сообразил, – сказал он.

– Клетка оказалась легкомысленно открытой, – объяснил Алевич, сидя на корточках и собирая бумаги, улетевшие со стола. – Может, дефект замка? Гурина клянется, что вчера запирала.

– А сегодня утром она заходила в виварий? – Ржевский сложил красную бумажку вдвое, потом вчетверо, провел ногтем по сгибу, подкинул фантик ладонью.

– Сегодня утром?.. Мы сейчас ее вызовем.

– Не надо. Я сам туда спущусь.

– Может, все-таки вызовем врача?

– Ничего не случилось, – сказал Ржевский. – Немного ушибся. И все. Надо было мне раньше догадаться. Струсил.

– Бывает, – сказал Алевич, – даже с директорами.

Он подошел к двери на два шага сзади Ржевского, в дверях обернулся, глазом смерил расстояние до письменного стола, покачал головой:

– Надо же так сигануть!

Оба шимпанзе жили на первом этаже, в большой комнате, разделенной пополам толстой редкой решеткой, отдельно от собак, которые ютились в подвале и устраивали иногда шумные концерты, будто оплакивали свою подопытную судьбу.

Глаза у Гуриной были мокрыми.

– Я запирала, – сказала она. – Я проверила, перед уходом проверила.

Шимпанзе были очень похожи. Только у Джона, матерого самца, морда уже потеряла лукавство и озорную подвижность. Он спокойно чесал живот, чуть прищурив глаза, кивнул солидно Ржевскому и ничего просить не стал – знал, что у этого человека не допросишься. Захочет, сам даст. Лев – живее. Лев сморщил лицо, удивительно похожее на отцовское. У обезьян разные лица, как у людей, – если общаться с ними, никогда не спутаешь. Лев вытянул губы вперед. Лев был собой доволен.

– Ну как же ты, чуть директора не убил, – сказал ему укоризненно Алевич.

– Это чья клетка? – спросил Ржевский.

– Как так чья? – не поняла Гурина.

– Лев сидит в своей клетке?

– Конечно, в своей, – сказала Гурина.

– Ошибка, – поправил ее Алевич. – Мы его сюда только на той неделе перевели. Поменяли клетки.

– Правильно, – сказал Ржевский. – Тогда все понятно.

– Что? – Гурина была очень хороша непорочной, розовой красотой с какой-то немецкой рождественской открытки. Только вот глаза мокрые.

Ржевский подошел к клетке и сунул руку внутрь. Лев протянул лапу и дотронулся указательным пальцем до руки Ржевского.