Чужая луна - стр. 49
– Идем! – тронул Слащева за рукав механик. – До капитана идем, до Анисима Михайловича. Он добрый, чем-то поделится.
И уже через час Авдотья в камбузе хлебала флотские щи. Сняв с себя все теплое, она оказалась совсем не старухой, а статной светловолосой молодицей лет тридцати.
Механик, Слащев и молоденький кок сидели напротив Авдотьи и смотрели, как она жадно ест. Ее распеленатый малыш лежал рядом с ней на скамейке, что-то сам себе говорил и, поднимая ногу, пытался дотянуть ее до рта.
– Ты – с хлебушком, с хлебушком, оно сытнее! – участливо подсказывал пароходный кок, подсовывая Авдотье новые куски хлеба.
Но Авдотья ела все медленнее, ленивее и наконец, облизав ложку, отложила ее в сторону.
– Ты вот что! – сказал кок. – Ты часок походи и возвращайся. Не стесняйся. Я тебе еще макароны по-флотски. Мужик у тебя, слыхал я, тоже флотский?
– Он – на «Кагуле». При машине. Ему не до нас. У их там начальствие плыветь, строгости.
– Хоть знает, что ты при эскадре?
– Сообчала. А передали ай нет – не знаю. Може, думает, у большевиков осталась.
– Ну, и сидела бы дома, в тепле да сытости. Большевики тебя вряд ли бы тронули, – сказал механик. – А как солнышко бы пригрело, мы тут как тут.
– Энто хто ж тебе такое напророчив?
– Своим умом дошел. Вот и их превосходительство скажут, – он указал глазами на Слащева. – Как же не вернемся? Нас же тут не десять человек, не сто – тыщи. Почитай, пол-России. Как же она без нас?
– Все одно, – упрямо сказала Авдотья. – Вместях Рассею покинули, вместях и возвернемся. А так-то: один тама, другой – здеся. Нешто можно не по Святому Писанию? – покачала она головой и рассудливо разъяснила: – Куды голка, туды й нитка. Так в Библии прописано.
– Мы ж не надолго. На месяц-два. Горячее бы встретились, – добавил кок.
– Не, не по-христиански так-то. Нельзя.
Когда Слащев собрался уходить к себе наверх, кок налил в металлический судок щей, отрезал увесистый ломоть от буханки.
– Отнесите своей жинке, извините, не знаю как вас величать.
– Да-да, забыл представиться. Слащев.
– Как – Слащев? Тот самый? – удивленно переспросил кок.
– А что, есть еще другой?
– Яков Александрович? – кок смотрел на Слащева широко открытыми глазами, в них светилось восхищение. – Сколько раз слыхал!
– Полагаю, ничего хорошего?
– Наоборот! Не знаю, как там у вас, промеж начальства, а промеж солдат… да что вы! Только самые лучшие слова! Как вы под оркестр в атаку ходили, и другое разное!
– Спасибо на добром слове. И за это, – Слащев указал глазами на судок и завернутый в тряпицу хлеб. – Это сейчас для меня дорогого стоит.