Чужая душа - стр. 25
Я захлопнула за собой дверь. Тяжело ухнули, отзываясь, стены подъезда.
В двадцати метрах от нашего офиса я наткнулась на изматывающую своей бытовухой сцену. В ней принимали участие живущая в соседнем доме местная бабушка Ариадна Никифоровна и бродячий алкоголик дед Кирилыч без определенного места прописки, как говорится в милицейских протоколах. Не имея жилья, он тем не менее частенько захаживал в наш двор на Сретенке и безобразничал, что становилось причиной для единогласного осуждения его соседями и правоохранительными органами. Последними – преимущественно на пятнадцать суток, чему тот и был несказанно рад: хоть какая-то крыша над головой.
Дед Кирилыч был катастрофически нетрезв, кажется, он сам не мог осознать степень своей нетрезвости, поскольку она зашкаливала за все мыслимые рамки. Каждую секунду он мог повалиться на землю, из его рта, давно позабывшего о такой роскоши, как зубы, фонтанчиком брызгала слюна вперемешку с феерическими ругательствами.
Ариадна Никифоровна же из соседнего дома, известная своей принципиальностью и свирепостью особа, была разозлена не менее круто, чем дед – пьян.
– А-аннемевши в дос-ску… как ж-жену чужую, абминал берес-ску!.. – провыл дед Кирилыч, заглушая очередные назидания старухи.
Ариадна Никифоровна скорчила свирепую гримасу и замахала своей авоськой перед багровой рожей Кирилыча и имеющей место быть поблизости седенькой бабульки – божьего одуванчика из дома напротив, в буром вытертом пальтеце и с аналогичной цветовой гаммы сморщенным личиком. Старушка с ангельским выражением на физиономии выслушивала диалог и согласно кивала головой, по всей видимости, не понимая и половины сказанного.
– Чтобы ты, старый алкаш, больше тут и рыла своего пропитого не совал! – разухабисто высказывалась Ариадна Никифоровна. – Я из-за тебя, старого замудонца, сумку уронила, которую с базара несла, яиц половину поколола! Ты, что ль, мне их купишь?
И она показала сумку, из которой капало на асфальт.
– Каки таки там… в-в-в… у тебя еще яйцы?.. Какие яйцы-ы?.. – пробормотал бравый старикан, придерживаясь за деревце, которое пригибалось под его неустойчивым тельцем и вследствие рулад из есенинского творчества, которые он недавно выводил. – Ты че, по паспорту мужик, ась? Какие у тебя яйца? «Ка-а-ак ж-жену ч-чужжжую!..»
Ариадна Никифоровна шагнула ко мне, всплеснула руками и проговорила:
– Уж хоть бы вы, Машенька, как-то повлияли, а? А то ведь шляется и шляется. Недавно вот нагадил под окнами, что собака!
– Сам-ма сука… дуррра! – немедленно отозвался самолюбивый алкаш.