Чужая дуэль - стр. 25

Дав ему немного отдышаться, я осторожно поинтересовался:

– А агентура что же, так и молчит?

– Да разве то агентура? В нашей глуши днем с огнем порядочного осведомителя не сыщешь! Всех заслуг – на приезжего напраслину возвести. А псих-то этот, голову даю на отсечение, из местных будет. Но где его искать – ума не приложу. Ну не оставляет он следов. Сколь народу уже покрошил, а следа – ни одного, – потерянно развел руками околоточный.

– А на тела где можно взглянуть? В местном морге? – ловя момент, я начал зондировать почву.

– Какое там, – сокрушенно вздохнул собеседник. – Давным-давно всех закопали. Людишки-то все больше никчемные были, Департамент страсть как огласки боялся, вот и запретил шум поднимать. Представляешь, даже медика судебного ни разу не прислали. Протоколы осмотра Никодимка под мою диктовку писал. Я-то, – гордо приосанился полицейский, – специальный курс по криминалистике при юридическом факультете Императорского университета прослушал. – Но его задора хватило лишь до очередной рюмки.

– А теперь все, – забывая затягиваться впустую тлеющей сигарой, пригорюнился околоточный. – За сынка Прохоровского три шкуры спустят. Если так дальше пойдет, недолго и в городового в самом глухом захолустье докатиться.

– А что за человек был, младший Прохоров? – попытался отвлечь я Селиверстова от мрачных мыслей и вернуть беседу в нужное мне русло.

Околоточный встрепенулся и, рубанув правой рукой по воздуху, выпалил:

– Ей-богу, нравишься ты мне, Степан Дмитрич. Вот как с первой минуты тебя увидел, так сразу по душе и пришелся.

То, что с первых минут знакомства у нас возник душевный контакт, верилось с трудом, но я не стал перебивать раздухарившегося полицейского, терпеливо дожидаясь продолжения.

– А давай, – Селиверстов с трудом поднялся на непослушные ноги, – выпьем на брудершафт. – И не дожидаясь моего согласия, заорал во все горло: – Человек!.. Шампанского!..

После того, как мы, обильно полив друг друга вскипающим белой пеной вином, слюняво облобызались, околоточный упал обратно в кресло и заявил:

– Раз мы теперь друзья навеки-вечные, выложу все без утайки, как на духу, – и тут же приступил к повествованию.

Я не пожалел, что вытащил околоточного на откровенность. Родившийся и выросший в этих местах Селиверстов, можно сказать, стал свидетелем трагедии, разыгравшейся в семье тайного советника.

Коля Прохоров, возрастом немногим младше околоточного, лет до пятнадцати рос вполне обычным мальчишкой. Теплые месяцы семья сановника проводила в дальнем имении, где отец сквозь пальцы смотрел на общение наследника с местной ребятней. Поэтому хулиганистый Петруха не раз сталкивался с горячим, но отходчивым Николаем, и даже в одно лето с ним сдружился, насколько была возможна дружба между отпрыском земского учителя и представителем золотой молодежи.