Чувства вслепую - стр. 22
Паршивая судьба. Наверное, это конец. Но разве нельзя убить гуманнее? Почему тот щуплый промахнулся и не пробил мне висок? Я поблагодарил бы его с небес за мгновенную смерть! Я эгоист? А каково будет моим родителям, когда они узнают, что их сын теперь – балласт, инвалид и обуза? Обрадуются?
Не знаю, что делать с группой, с моим детищем, делом всей жизни. Я больше ничего не умею, да и не смогу теперь.
Я остался в полной темноте наедине с мыслями, а они беспощадны и жестоки, и я готов расколоть череп и выковырять их оттуда. Но знаю, что не ухвачу ни одной, ибо они юркие, как глисты, и продолжат терзать даже с разверзнутой головой!
Видимо, из-за кровоизлияния в глаз, я иногда вижу всё в тёмных оттенках: точки, пятна, светящиеся круги. А ещё боль… Она ненавязчива, но постоянна. Как будто я чувствую, как умирают глазные нервы.
Эмоции меняются как мозаика в хреновом калейдоскопе – я то в депрессии, то зол, и ярость кипит как лава в вулкане. Страшно и непредсказуемо, когда и с какой силой рванёт! Часто я психую и буяню, но врачи быстро успокаивают меня уколами, поэтому по большей части я держу бурю закупоренной. Иногда я плачу как кретин, и ничто не может успокоить меня – только грёбаные уколы! Иногда отчаяние переходит все границы, и я мечтаю покончить с собой. Но не могу найти способ и не вижу выхода из ситуации.
Ха-ха, не вижу выхода, какая ирония.
Иногда я спокоен, бесстрастен и молчалив, Терри с Нэт не могут вытянуть из меня и слова. Как, наверное, это страшно для них – смотреть на меня, безмолвного и не желающего двигаться. Не хочу даже представлять, как выглядят мои глаза, поэтому преимущественно держу их закрытыми, чтобы не вызывать у ребят отвращение. Но всё равно инстинктивно открываю, когда хожу по палате, размахивая руками как идиот.
Голова оказалась крепкой, я быстро поправлялся. Вскоре сняли повязку. Джесс, Уиллард и Рэнди с Джози навещали меня, но я запретил звонить моим родителям. Я сам сделаю это, когда они вернуться в Кливленд.
Итак, мы поехали домой.
По дороге до такси я распсиховался пятнадцать раз. Да, я считал. Кеды зашнуровал чёрте как, нацепил очки от солнца. Подхваченный с двух сторон, я вышел на улицу. По асфальту оказалось сложнее идти, чем по гладкому больничному полу.
– Думаю, пора заводить собаку, не вам же водить меня, – сказал я, садясь в такси.
Но это я храбрился нарочно. Левый глаз кололо, правый жгло, голова ныла от нагрузки, ориентироваться было тяжело. Звуки улицы наплывали, хотелось заткнуть уши. Слух начал перестраиваться на компенсацию зрения. Нет, никогда не смирюсь, всегда буду раздражаться и психовать.