Чувства и вещи - стр. 91
Что же касается Самойлова, то он от наказания был освобожден полностью (с ним побеседовали в комиссии по делам несовершеннолетних, осуществив, как написано в документах, «меры общественного воздействия»).
(И дальше жизнь обоих шла нормально. Они кончили техникум, отслужили в армии, вернулись в Меленки, начали работать: один – в дорожном управлении, второй – в совхозе. Работали нормально и веселились нормально – в меру, закона ни разу не нарушив, и в этом полностью оправдали доверие судьи.)
А вот Щербакову становилось хуже и хуже, он не мог учиться, ему дали большой академический отпуск. И началась унылая, медленная, ненормальная для молодого человека больничная жизнь. Доктора теперь определяли полученное им повреждение как тяжкое. В их заключении появились безрадостные фразы: «органическое повреждение черепно-мозговых нервов», «астенизация личности», «расстройство обоняния». Он утратил работоспособность больше чем наполовину. Начал получать от государства пенсию как инвалид.
Он узнал – сосед по палате рассказал, а потом и медики подтвердили, – что в одном из неближних санаториев хорошо лечат подобные нарушения центральной нервной системы иглоукалыванием. Написал в родной Авиационный институт, и ему помогли достать путевку. Он поехал, ему стало лучше, доктора посоветовали повторить, он поехал опять.
Получал пенсию Володя, получала пенсию, чуть побольше и уже по возрасту, мать, и самую большую пенсию в этой семье получала бабушка. Но и трех пенсий при самой непритязательной жизни на бесчисленные лекарства и лечение в неближнем санатории не хватало, чем дальше, тем острее. Юристы и медики давно говорили Володе, что, согласно закону, расходы на лечение должны возместить ему люди, виновные в том, что он стал инвалидом. Судиться в его состоянии было тяжело, но выхода не было, и он составил иск, включив в него стоимость лекарств и железнодорожных и автобусных билетов (за путевки он заплатил только третью часть стоимости, поэтому в иск их не включил – совесть не позволила).
К меленковскому судье Казакову у Щербакова доверия – что поделаешь! – не было, и он попросил в области, чтобы иск рассматривал суд соседний – Муромский. Получив согласие, передал туда документы.
Недалеко до Мурома, но и не близко – несколько часов езды на автобусе. Щербаков, поехав туда первый раз с матерью (без матери ему врачи не советовали и даже не разрешали ездить), не думал и не гадал, во что сложатся эти часы за долгие-долгие месяцы, пока дело будет тянуться.
Муромский судья, получив иск, вызвал Маркина и Самойлова. Вместо Маркина, без пяти минут совершеннолетнего, явились его родители. Судья познакомил ответчиков с делом – те долго, искренне не могли понять, чего от них хотят. Судья терпеливо объяснил суть закона, обязывающего виновную сторону возместить в полном объеме ущерб, нанесенный личности или имуществу потерпевшего. Его выслушали тоже терпеливо и ответили: «Побили-то давно, а обеспечивать сегодня!» И тут только до собеседников муромского судьи дошла сумма – более трехсот рублей.