Чудовища, рожденные и созданные - стр. 17

Истёртая, покрытая коркой дорога приводит к камням, торчащим над водосточными трубами то тут, то там. Воздух наполняют ужасные резкие запахи. Дома здесь – голые пещеры, даже без решётчатых ставен, как в других кварталах.

Одна из соседок Крейн окликает меня.

– Не видела моего сына? Он ушёл в лавку на углу.

Этот вопрос поражает меня, словно удар. Как всегда.

Её сын – съёмщик, который однажды просто исчез. Вероятно, его бросили в океан правоохранители-земельщики за то, что он сделал. Может, плохо отозвался о совете и на него донесли. Или сделали козлом отпущения. И нам не следует это обсуждать. Если мы не хотим быть следующими.

Охотники играют в игру со смертью. Но мы всегда возвращаемся с края пропасти. Я ни разу не теряла близкого человека. Никогда не знала, каково это – смотреть в пустоту и пытаться вспомнить, как всё было раньше.

– Прости, Ремида, – говорю я старушке в сотый раз. – Нет.

– Он скоро вернётся… – Она скрывается за жестяным листом, служащим дверью.

Мне бы следовало что-то сказать. Утешить её. Случись подобное с нами и останься мама одна, мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь проявил участие.

Но тут я замечаю плакат, приклеенный к двери Крейн.

Это приглашение от «Ковчега свободы» с одной фразой, напечатанной жирным шрифтом:

Уж поверьте: Крейн всюду найдёт друзей, даже среди мятежников. Я срываю лозунг с двери, прежде чем в неё постучать.

Крейн отвечает с помятым лицом. Волосы собраны на макушке, отчего брови с острыми краями кажутся более угловатыми, чем обычно. Татуировка в форме буквы «С» покрывает большую часть правой стороны лица. Она, наверное, только что встала с постели, но в ушах у неё уже поблёскивают камушки.

Зевая, Крейн произносит:

– Чего тебе надо посреди ночи?

Я протискиваюсь мимо неё.

Тесные стены комнаты вытесаны из островной зазубренной чёрной породы. Здесь ничего нет, не считая плоского валуна, который мы выудили из моря. Крейн использует его в качестве стола. Прямо сейчас на нём стоит глиняная миска, до краёв наполненная апельсинами в сиропе. Я беру ломтик, позолоченный липкой патокой. Такое кушанье – роскошь.

– Слуга отца-земельщика сказал, что тот пребывал в хорошем расположении духа. Даже предложил подкинуть ещё один билет на арену, если надо.

– Гонка славы в самом деле поднимает всем настроение, а? Даже твоему отцу-земельщику, предпочитающему сохранять анонимность, – замечаю я.

– На очереди новость о твоём старике, который наконец-то займётся делом и перестанет обвинять тётушку Лилу в своём скудоумии.

Какой бы мрачной ни была шутка, я смеюсь.