Чудны дела твои, Господи - стр. 8

Но, когда мужа арестовали в 36-м, просить за него она не пошла, хотя и была уверена в его невиновности. Его арест и гибель она считала необходимыми издержками революции. Она и за себя бы не просила.

Больше замуж она не выходила из принципа, доказывая и себе и окружающим, что в виновность мужа она не верит и останется ему верна навсегда. И с мужчинами она больше не общалась. До самой войны. А потом, служа в политотделе действующей армии, снова стала оказывать услуги командирам, благо в свои сорок лет она смотрелась много эффектнее многих тридцатилетних.

Но после войны в её жизни была только работа.

До самой пенсии Ирина Семёновна проработала директором детского дома. Она дневала и ночевала на работе и заботилась о детях даже после их ухода во взрослую жизнь. Это была её семья, и дети платили ей взаимной любовью и вниманием. И даже теперь почти никто её не забывал. И она была счастлива.

А тут вдруг такая неприятность.

У неё украли её славное революционное прошлое.

Ирина Семёновна позвонила своему выпускнику Саше Скворцову, который работал в органах, и пожаловалась на свою беду. Уже давно у неё так не болело сердце. Боль отдавала в руку и под лопатку. Вечером пришёл Саша Скворцов с товарищем по службе.

В руках у Саши был её альбом.

– Вот, Ирина Семёновна, мы его нашли – и он положил альбом Ирине Семёновне на живот.

– Спасибо тебе, родной. Проследи, чтобы, когда я уйду, он попал в музей Революции.

– Обязательно всё исполню, Ирина Семёновна. Только рано вы собрались умирать.

– Нет, Саша, Я всё, что могла для революции, уже сделала. Наверное, пора уходить.

Ирина Семёновна Радецкая-Бронштейн член КПСС с 1917 года умерла той же ночью в 4 часа утра.

Хоронили её бывшие воспитанники детского дома и несколько старых большевиков.

Моему другу Татьяне Никульниковой

Мадам Орлович из девятой квартиры люто враждовала с Клавкой Коробчихой из семнадцатой, которая находилась в другом конце длинного коридора рабочего общежития.

Вражда эта длилась многие годы, была изнурительной для обеих сторон и, несмотря на обоюдные чувствительные потери, к чьей-либо победе или мирному соглашению не привела.

Началась она ещё при Сталине, спокойно пережила Берию, Маленкова и Хрущева, и продолжилась в брежневские времена то немного затухая, то разгораясь с новой силой.

Всё произошло, казалось бы, из-за совершенного пустяка, который можно было бы разрешить простым спокойным разговором. Но мы, наверное, никогда не доживем до времени, когда люди научатся слышать друг друга и иметь желание разговаривать спокойно. Наши герои такого желания не имели.