Чудны дела твои, Господи - стр. 2

В конце уроков я навязался её провожать, чему она откровенно обрадовалась.

Жила она не близко, и пока мы шли, наши отношения стали настолько тёплыми и доверительными, что я без всяких опасений полез к ней целоваться.

Люба (а так её звали) без всякого жеманства позволила поцеловать себя в губы и серьёзно сказала:

– Парень ты, конечно, ничего, но я люблю другого человека.

– Что, так сильно?

– Очень!

– Он что намного лучше меня?

Люба помолчала, посмотрела на меня внимательно и с какой-то обречённой убеждённостью сказала:

– Лучше.

– Чем?

– Он настоящий мужик.

– А я?

– Ты интересный балбес.

Она примирительно чмокнула меня в щёку и зашла в подъезд.

Я посмотрел вслед её волнующим ногам и расстроился ещё больше.

На следующий день она не отходила от меня на всех переменах, снова попросила меня проводить её, а когда узнала, что я иду в общежитие техникума к своей Ласточке, напросилась со мной, и мы втроём направились к её дому.

Так она превратилась в моего друга и часто свободное время проводила в нашей компании. Все знали, что клеить её бесполезно, поэтому никаких проблем не возникало.

Парня её я никогда не видел, поэтому предполагал, что он в армии.

Однажды, по дороге из школы, Люба была какой-то непривычно озабоченной и, вдруг совершенно не к месту, сказала, что у жены директора нашей школы рак.

– Стыдно так думать, но у меня теперь появилась надежда.

– На что? – я не понимал, о чём она говорит.

– Что Яков Степанович на мне женится.

Я остановился как вкопанный.

Оказывается, красавица Люба Лупова, по которой вздыхала половина моих знакомых ребят, была влюблена в этого несчастного горбуна. И, хотя я уважительно к нему относился, слова Любы не умещались в моей голове.

– И давно ты в него влюблена?

– С детства. Мы летом жили в одном дачном посёлке. Когда однажды загорелась соседская дача, собралось много народу, но спасти домик уже не было возможности. А во дворе под навесом была привязана собака. Огонь подбирался к ней, но отвязать её все боялись, потому, что уже горела крыша навеса, и можно было сгореть. А Яков Степанович один из всех мужиков побежал к собаке, и отстегнул ошейник. У него обгорели волосы и лицо, и он долго лежал дома. А мы дети ходили его проведывать. Постепенно я поняла, что люблю его, потому что лучше и интересней на Земле человека нету. И буду любить всегда.

– А он?

– Он делает вид, что ничего не замечает. А я и в школу хожу из-за него.

После этого разговора прошло, наверное, лет двадцать-двадцать пять.

С женой мы поехали в Дом быта забрать из ремонта телевизор моих родителей, у которых тогда гостили.