Чудесный шар - стр. 26
Когда Марков говорил о Петре, глаза его горели фанатическим огнем, а голос звучал торжественно.
– Позвольте, Егор Константиныч, откланяться с превеликим моим почтением, – промолвил камер-лакей, вдоволь налюбовавшись работой Маркова. – Я доложу ее величеству государыне Елизавете Петровне, что шахматы завтра ввечеру будут готовы.
– В совершенной точности.
– Полагаю, батюшка Егор Константиныч, вы немалую награду получите. Шахматы отменно хороши. Сам падишах персидский красоте их подивился бы…
Старик проводил посетителя и только принялся снова за работу, как вбежал веселый курносый мальчуган лет четырнадцати.
– Прости, батюшка! Почтовый служитель письмо принес.
– Письмо? – встрепенулся Марков. – Уж не от Митеньки ли? Давай, давай сюда!
Токарь уселся на стул, поправил очки.
«В город Санкт-Петербург, на Васильевский остров, в 5-ю линию, его высокородию господину коллежскому советнику и кавалеру Маркову Егору Константиновичу в собственные руки».
– Так, так… – бормотал старик. – Это точно Митенька пишет. Ступай, мать позови!
В комнату проворно вкатилась толстенькая подвижная старушка с румяным и свежим лицом, с седыми волосами, спрятанными под кружевным чепчиком. В одной руке у нее был клубок шерсти, в другой чулок.
– Письмо от Митеньки?! Скорей, отец! Да ну, читай же!..
Она присела на табуретку, а руки ее проворно продолжали вязать чулок. Марков понюхал табаку, помянул царя Петра и его потомство, распечатал конверт и медленно начал читать:
– «Почтенный дядюшка, милостивый государь и благодетель Егор Константинович и милая маменька Марья Семеновна! Сколь много я обязан за ваши попечения и присланные вами деньги, на бумаге изобразить невозможно! Надеюсь, впрочем, по приезде в Санкт-Петербург…»
Старушка вскочила с табуретки.
– Митенька едет домой?!
Остановленная строгим взором мужа, она замолчала.
– «…выразить свою глубокую благодарность за вашу благодетельную помощь. Без нее не смог бы я покинуть чужие края и возвратиться в пределы отечества…»
– Скоро ли у нас-то будет? Ничего там не прописано?
Марков с сердцем крикнул:
– Да побойся ты бога, Марья Семеновна! Ежели так перебивать будешь, я и до вечера не кончу, а мне для царицы шахматы точить…
– Ведь я Митеньку с пеленок вынянчила… Ну, молчу, молчу!
Старушка плотно сжала губы, и спицы снова замелькали в ее руках.
– «…С превеликим душевным прискорбием узнал я из вашего письма, дорогой дядюшка, о разорении и смерти любезного родителя моего Ивана Семеновича…» Гм… гм…
Марков закашлялся и, опасливо взглянув на Марью Семеновну, пропустил несколько строк.