Чудеса и Чудовища - стр. 60

Судя по всему, Филипп перемены не заметил. Он принялся расхаживать туда-сюда, явно стараясь придумать, что делать дальше. А я молчал.

– Открой его, – вдруг сказал Филипп.

– Что?

– Открой проклятый гроб! – Рявкнул он. – Замок ведь открылся, верно? Почему ты молчишь, чёрт бы тебя…

Он толкнул плиту и наружу вырвался рой огромных, жирных насекомых. Комната наполнилась жужжанием крыльев, эхо усилило его в сотню раз. Я закрыл голову руками и отошёл к стене, но рой плотным коконом облепил меня, насекомые наполнили склеп, их крошечные лапки повсюду – на лице, на одежде, в волосах!

Я хотел закричать, но только сильнее сжал губы, чтобы ни одна из тварей не залезла внутрь. Одной рукой закрыл нос, второй заткнул ухо, Филипп что-то кричит, но его почти не слышно из-за шума крыльев.

Рой ринулся прочь сквозь открытые двери, я увидел, что Филипп побежал следом и кинулся вдогонку. Мы поднялись наверх невероятно быстро, лампа потухла в середине пути, так что бежать мне пришлось буквально наощупь.

Насекомые вырвались из подземелья, заполнили кухню и полетели дальше. Я, задыхаясь, нагнал Филиппа у входной двери, которая оказалась распахнутой настежь. Он, наконец, остановился и замер, подняв лицо к небу.

Я вышел из замка, чтобы увидеть, на что он смотрит, и взору моему открылось поистине удивительное зрелище – насекомые сгорали в солнечных лучах. Сотни алых мух вспыхивали искрами, становились крошечными тлеющими угольками, а затем падали на землю, на лету превращаясь в хлопья невесомого пепла.

– Что это было? – Потрясённо спросил я.

– Наша добыча, – прорычал Филипп. – Он выбрал смерть.

– О чём ты говоришь?

– О вампире, Морган. Он обратился роем и обвёл нас вокруг пальца.

– Хочешь сказать…

– Хочу сказать, что мы крупно влипли. Пошли, мы должны немедленно вернуться в Лондон.

– Но…

– Быстрее, Морган! Как же мне надоело постоянно тебя подгонять.

«Мне тоже это надоело!» – хотел сказать я, но смолчал. Это самая провальная миссия за всю мою карьеру. Хорошо, что в Ордене об этом не узнают.

Почёсывая шею, я пошёл за Филиппом, мечтая о тёплой ванне и чашке крепкого кофе.

Швейцар услужливо открыл дверь и поклонился. Яркий свет ламп ослепил меня, пришлось остановиться и проморгаться, чтобы привыкнуть к нему. Голова напоминает улей – мысли жужжат как сотни пчёл, из-за них я не слышу ничего вокруг и едва не угодил под машину.

Холл только ухудшил моё и без того скверное самочувствие – люди, музыка, яркий свет и громкие голоса впиваются в мозг иглами. Со вчерашнего вечера не отпускает чувство тошноты, утром пришлось отказаться от завтрака, чтобы без риска добраться до главного здания, принадлежащего Ордену.