Чтобы помнить - стр. 13
Он будто чувствовал несоответствие. Неужели видел в моих глазах жизнь вместо пустоты? Неужели ощущал, что меня не сломить так просто? А за показным смирением скрывается жгучая ярость…
И он нашел способ, как пробить ту стену, которой я отгораживалась в первые дни моего пребывания в колонии. Влез в душу, расковырял там все, выуживая наружу потаенные страхи, желания… Его методика работала, если у него таковая была, потому что я теряла себя. А первым взрывом сверхновой в моем сердце стал секс, точнее – насилие над моей душой.
Чувствовать желание к ненавистному врагу – невыносимо. Хотеть… умолять его прикосновений, умирать под ним от недостачи воздуха и выгибаться навстречу, несмотря на боль от первого проникновения в тело, на нежелательность сексуального акта. В моих глазах застыло отчаяние. Душа ревела, просила остановиться, но не тело… тело горело, сгорало. Нет ничего хуже диссонанса между телом и душой, это даже ужаснее боли. Боль можно выдержать, а вот беспомощность, невозможность управлять собой – нет. Видимо он хотел, чтобы я стала покорной, не сопротивлялась, вот и нашел способ, но я так испугалась предстоящего насилия, что не могла здраво мыслить, отгородиться… Я так его боялась, а в итоге – это меня почти сломало.
Аякс не жалел меня, увидев руины моей личности в глазах, смотрящих на него беспомощно, после произошедшего. Почему-то думала будет в его взгляде некое удовлетворение, ведь задача оказалась выполнена в полной мере. Я уже становилась ничем, но стоило появиться на моих глазах слезам, как он окаменел, разозлился. Он испытывал отвращение к моей такой реакции. Чуть позже я заметила, что так происходило всегда, когда он видел чью-то слабость, а своей жестокостью – он хотел ее стереть. Я пыталась не плакать, но слезы-предатели все равно появлялись. Ведь он измывался не только над телом, но и над душой. Испытывал меня, залезал в мою голову, разбирая на атомы и частицы. Расспрашивал о родной планете, родителях, почему у меня такой странный цвет волос и наблюдал за каждой реакцией, словом, движением. И я не могла молчать… молчать не разрешалось. За это было наказание – десять плетей. Когда я впервые их испробовала на своей спине, молчать перехотелось… Это были не простые плети, будто оголенные провода проходились по коже. Разряды тока пронзали чувствительную кожу, посылая судороги и покалывание во всех конечностях, но эти пытки не оставляли следов, во всяком случае долгосрочных и спустя несколько дней покраснения и припухлости исчезали, оставалась только мышечная память, да кошмары, преследующие после такого рода наказаний. Поэтому я говорила. Сначала думала, что буду придумывать, обманывать, но и здесь меня ожидало разочарование. Он будто был детектором, распознающим любую ложь. Неправда жестко каралась, а стоило мне солгать, как я получала звонкую пощечину. Отлетала на несколько шагов от своего мучителя и, уже захлебываясь в слезах унижения и безысходности, шептала, лепетала бессвязно правду.