Что вдруг. Статьи о русской литературе прошлого века - стр. 57
Можно говорить об особой поэтике эмигрантского миража, который может быть немым и звуковым, и Петербург сравнительно с Москвой скорее беззвучен – вот вариации «Песни Миньоны» у петербуржанки Татианы Остроумовой:
Расписанное видение жанрово тяготеет к стиховому описанию картины, симптомом этого тяготения становятся словесные портреты конкретных петербургских картинок. Так, Вера Лурье, ученица Гумилева, вослед «Заблудившемуся трамваю», вводит в свое воспоминание вывеску «зеленной»:
или вывески у Михаила Струве, тоже числившегося в учениках Гумилева (Гумилев говорил о Маяковском: «Не больше нашего Струве»):
Другие петербургские картинки берутся из интерьера – вот у того же Михаила Струве комнатка курсистки:
Или у него же – комната белошвейки
Петербургский поэтический текст вообще склонен накапливать и сводить в единый иконостас обозначения и переложения «картинок», обрамленных композиций – от ведуты (у Марии Веги: «И Петербург, стихи напевший мне, свернувшись, лег в гравюру на стене») до витрины:
(Г. Сатовский-младший)
Расстояние от витрины до петербургского окна не столь уж велико —
(Михаил Струве. «Петербургская сторона»)
(Николай Агнивцев. «В домике на Введенской»)
и, переходя от мещанских кварталов к фешенебельным –