Что мое, что твое - стр. 24

– Я переросла это место, Инес. Ты же знаешь.

– И прямиком вросла в Золотую Лощину?

Ноэль нажала на тормоза жестче, чем надо.

– Я знаю, вы считаете, что это падение – повторять все, что делали наши матери, когда я вольна делать что угодно.

– Говори за себя, – вставила Инес. – Моя мама всю жизнь работала.

Ноэль не видела смысла защищать Лэйси-Мэй. Та тоже работала, но не гордилась этим. Она жила так, как будто все в жизни ей навязали. Этого Ноэль не собиралась повторять.

– Я хочу ребенка. Что в этом плохого? Разве суть феминизма не в том, чтобы решать, чего ты хочешь?

– Не совсем.

– Ты бы тоже могла меня иногда навещать. Или Атланта – пуп земли?

– Мне сама идея пригорода отвратительна. А беременность… – Инес передернуло. – Мне всегда казалось, что кормить грудью – это как… стать дойной коровой. И что такого особенного в этом материнстве? У меня есть все, что мне нужно.

– Я хочу испытать материнство, хочу им заниматься. Не могу объяснить.

– Заниматься материнством? Так теперь говорят?

– Если не говорят, то должны бы.

– А Нельсон? Он тоже помешался на занимательном отцовстве?

– Оставь его в покое.

– Это почему?

– Если мне придется выбирать между мужем и тобой, я знаю, кого выберу.

Наступило неловкое молчание. У Ноэль мучительно застучало в висках. Она стала нервно постукивать по рулю кулаком. Инес схватила ее руку и поцеловала костяшки.

– Прости, – сказала она. – Но я тоже в ярости.

– Потому что я переехала?

– Потому что ты забыла меня и себя.

Ноэль не знала, как ей ответить. Инес говорила так, как будто эту “себя” нельзя изменить, как будто бы “я” – константа. Но “я” Ноэль ничего не утратит из-за ее выбора. Стать матерью значит преумножиться.

Саттоны жили на холме. Примыкавший к их дому гараж был размером с дом, в котором Ноэль выросла. Огромная магнолия вся в цветах на лужайке, гирлянды на крыльце, ставни распахнуты. Разносить закуски Саттоны наняли несколько человек. Ноэль с облегчением вздохнула, увидев, что это белые студенты в дешевых жилетах. Когда они поднимались к дому, Инес взяла ее под руку, и Ноэль решила, что она почти прощена.

В прихожей Ноэль быстро оглядела себя и Инес в отражении в большом зеркале. Рядом с Инес она казалась не такой живой, не такой молодой. У Инес было крепкое тело, а у нее – мягкое. Такая бледная, высокая, с растрепанными волосами. Зеленое платье, которое она считала довольно милым, теперь казалось безвкусным. Инес была в облегающем платье винного цвета, подчеркивающим талию, и как всегда в поблескивающих украшениях.

– Ты такая красивая, – сказала Инес, будто читая ее мысли.