Чтец - стр. 18
Наконец, она добралась до конца туннеля. Тот неожиданно заканчивался стальным люком, открывавшимся изнутри. Сефия свернулась под ним, ощупывая земляной потолок в поисках задвижки и раздвигая корни растений, и, наконец, нашла ее. Толкнув люк вверх из последних сил, она зажмурилась от ударившего ей в глаза яркого света.
Она вышла из-под земли в зарослях ежевики, на которой еще дрожали последние летние ягоды, льнущие к веткам. Колючки цеплялись за ее руки, когда она вытащила себя наружу, прижимая к себе прямоугольный предмет.
Вечерело. Туман рассеялся, свежий воздух был чист, а лежащие тени – сиреневыми и пурпурными. Сефия потерла руки. Прошел целый день, высосанный чернотой туннеля. Некоторое время Сефия лежала, вся исцарапанная, с кровоточащей кожей, покрытой землей, в безопасной чаще.
Ее родители дали ей три наставления: используй потайные двери, проползи туннель, найди Нин. Два наставления Сефия выполнила. Когда же она выполнит и последнее, у нее от родителей не останется ничего.
Ничего, кроме этого странного предмета, который она по-прежнему держала в руках.
Предельно осторожно закрывая люк, Сефия поморщилась, когда металл тяжело стукнул о металл, и встала. Она узнала эту чащу. Сюда ее брал отец собирать ягоды. Когда их корзинки наполнялись, они относили одну Нин. Отец всегда говорил, что ежевика – это самый сладкий фрукт, но теперь Сефия понимала, что отец обучал ее, показывал дорогу к дому Нин. При мысли об отце Сефия вновь расплакалась. Прижимая к груди завернутый в кожу предмет так, словно это была мягкая игрушка и, одновременно, щит, Сефия выбралась из кустов и бросилась бежать через сумерки, наклоняясь под ветками, которые норовили схватить ее за волосы. Молодые побеги хлестали ее по лицу. Она перепрыгивала канавы и канавки. И хотя она продолжала рыдать, хотя ноги ее ослабли, а все тело сотрясалось от слез, она бежала и бежала.
К моменту, когда Сефия добралась до задней двери тетушки Нин, она была жива лишь наполовину от горя. Слепая от слез, спотыкаясь, она упала на руки тети Нин так, словно ныряла в море со скалы.
Словно издалека Сефия услышала голос Нин:
– Значит, это случилось.
Она сделала все, что от нее требовалось. Использовала потайные комнаты. Проползла по туннелю. Нашла Нин. Но теперь причиной ее страха было не виденное ею в доме холодное пустое тело, а тишина, та непроницаемая тишина смерти, в которой не будет ни ободряющего слова, ни такого знакомого бурчания в отцовском животе, к которому она прикладывала ухо, ни чихания, ни кашля, ни поскрипывания старых суставов – всех этих обыденных звуков жизни. Она сделала то, что ей велели. Но теперь в ее жизни уже не будет родительских наставлений. Ни одно слово, обращенное к ней, не сорвется с отцовских уст. Он был мертв. Навеки. Навсегда.