Чистые сердца - стр. 15
Белый алабай был выше Цухула и выглядел гораздо крупнее. Поджарый, но при этом массивный. Его длинные и крепкие лапы удерживали мускулистое тело и огромную голову, а налитые кровью глаза ужасали. Цухул спокойно стоял на месте и планировал схватить своего соперника за шею мертвой хваткой, но алабай со всей своей мощью свалил с ног черного банхара. Он сминал Цухула, пользуясь ростом и силой. Банхар уворачивался от больших белых зубов овчарки, но выходило это с каждым разом всё хуже и хуже. Налипшая на его лапы глинистая тяжелая грязь замедляла банхара, и энергичная борьба начинала превращаться в тягучую возню. Алабай кусал Цухула за плечи и спину, от чего глаза Цухула наливались кровью от ярости и злобы. После каждого выпада алабая он отлетал и падал. Ему не хватало мощи и веса, но не этим силён банхар, а врожденной хитростью и природной выносливостью, умением выдержать напор любых собачьих челюстей. Увернувшись от очередного укуса, банхар вцепился в шею алабая, но его клыки не достигли даже собачьей шерсти, застряв в толстом кожаном ошейнике. Своей массивной головой белый пес боднул Цухула, освободившись от захвата, и уже сам схватил Цухула за шею. Сильно мотая своей крупной головой, он будто рвал банхара в клочья. И, пожалуй, так бы и было, если б на шее у Цухула не было гривы из колтунов свалявшейся шерсти. Лишь она спасала его.
Алабай изо всех сил, что у него были, мотал головой из стороны в сторону, пытаясь разорвать черную свалявшуюся шерсть банхара. Изрядно устав, и оттого тяжело дыша, алабай начал замедляться и давать себе паузы для отдыха, при этом не отпуская шею банхара. Цухул, заметив это, схватил алабая за переднюю лапу, так удобно стоявшую прямо перед его носом. Крепко сжав свои зубы, с грозным рычанием он принялся мстить противнику за все те унижения, что ему пришлось вытерпеть. Кровь алабая окропила белую шерсть на израненной лапе овчарки, морду банхара, ощетинившуюся в яростном захвате, и мокрую вязкую землю вокруг. Стоит отдать алабаю должное. В этот момент он испытывал невероятную боль, но не заскулил и не ослабил свой захват на шее у черного банхара. Цухул, мотая своей головой, настолько сильно трепал переднюю лапу, что вся налипшая на неё глина слетела. Банхар был беспощаден, но алабай героически терпел. Всё изменил хруст дробящихся костей. От болевого шока глаза у алабая резко расширились, и на долю секунды он ослабил свои челюсти, но и этого было достаточно, чтобы Цухул отпустил окровавленную сломанную лапу и схватил шокированного и застывшего на миг алабая за нос. С ещё большей яростью Цухул, прокусывая зубами мокрый нос своего противника, замотал своей головой, а вместе с ней по инерции моталась и голова алабая. Охрипшим, обессиленным голосом алабай заскулил. Неизвестный человек в страхе схватился за голову и громко закричал на собак. Старый пастух, зычно свистнув, позвал к себе Цухула, и тот, будто ничего и не было, отпустил алабая и собрался уже было подойти к хозяину, но неизвестный человек, подавшийся к собакам на своей лошади, с размаху хлестанул своей плеткой по спине Цухула. Банхар оскалился от боли и получил второй удар, а затем и третий. Если бы Цухул вовремя не отбежал, его забили бы до смерти. Неизвестный человек подбежал к своему псу, внимательно осмотрел его, после чего тот, хромая и хрипя, пытался проковылять к банхару для продолжения боя. Он лаял, и лай его был невыносимо жалким.