Чистые и ровные мелодии. Традиционная китайская поэзия - стр. 33

Сел иней холодной росою, и листья опали, деревья обнажив догола. Тени людей ложились на землю, над головою сияла луна. Я посмотрел вокруг – и стало так приятно! Мы шли и пели, вторили друг другу. И вот я так сказал, вздохнув: «Есть гости, нет вина. Иль есть вино, но нечем закусить. Луна бела, ветер чист, в такую ночь, в глубокий час, как быть?» Гость отвечал: «Сегодня дело было так. Под вечер я свой невод вытащил и рыбу в нем нашел с большою пастью, тонкой чешуей… По виду мне она напомнила сазана, что ловится в реке Сунцзян^>1. Я посмотрел, сказал: „Но где же мне взять теперь вина?“ Пошел домой поговорить с женой. Она ж мне вот что: „У меня есть целая мера вина. Запасла я его уж давненько, ждала все, когда ты потребуешь вдруг пить“».

И вот гость притащил вина и рыбу. Мы вновь направились гулять под Красною стеной.

Янцзыцзян катил свои волны, шумел. Обломанный берег высился тысячей чи. Высокие горы и маленький месяц… Спадала вода, и камни под ней выступали.

Много ли всего дней и месяцев прошло, а воды и горы стали вдруг неузнаваемы!

И вот тогда я, полы подобрав, взбираться стал наверх. Я пошел по скалистым утесам, пробираясь сквозь заросли трав и кустов. То хватался за тигра какого иль барса, то взлезал на дракона какого с рогами… Забрался на круче в гнездо, где коршун сидит, и видел внизу под собою храм тайный Фын И^>2 – водяного.

Сюда, конечно, оба гостя, идя за мной, взобраться не могли. Вдруг воздух полоснул далекий, долгий свист. Трава, деревья, вздрогнув, закачались. В горах завыло дико, долы отвечали. Поднялся ветер, воды всколыхнулись. Я тоже горестно, признаться, приуныл. Потом я испугался, стал дрожать. Здесь оставаться было невозможно. И я вернулся, сел в лодку и пустил ее плыть по течению реки: где остановится, и ладно – там пусть и будет мой ночлег.

А ночь была уж в половине. Куда ни глянь – везде такая тишина! И в это время вдруг какой-то одинокий, смотрю, журавль пересекает Цзян, летя откуда-то с востока. А крылья у него изогнуты, как колесо телеги, подол весь черный, как шелк-сырец, его одежда… С протяжным криком «га» пронесся он на запад, задев крылом ладью.