Чистка - стр. 19
Далее он много говорил о показаниях, которые давали против него и все он называл ложью и клеветой, выстраивал свою защиту на противоречиях в свидетельствах обвиняемых или осужденных право-троцкистов. Он всех обвинял во лжи и следом перешел на тему платформы Рютина, где опять заявлял, что не был ее автором и не читал содержание и тут он совершил ошибку:
«Бухарин. Угланов что показывает? Угланов показывает, что непосредственными авторами платформы были Рютин, Галкин и Каюров. Цетлин показывает, что Рютин составлял платформу после одобрения Бухарина и др. Куликов говорит, что составлял целый блок антипартийных течений [людей]. Зайцев говорит, что в этом принимали участие Марецкий и Слепков. Как же можно говорить, что это все правильные показания? Кто же в конце концов составлял?
Шверник. Когда вы публично возражали против этой платформы?) Я сделал совершенно открытое по этому поводу заявление. Я платформу увидел только первый раз в ЦК.
Шверник. Она по душе вам была?
Бухарин. Я ее не читал, по душе она мне не была, я ее осудил на основании материалов ЦК.
Голос с места. А откуда вы знаете ее стиль?
Бухарин. Я знаю, что я ее не писал (Смех.) и поэтому могу сказать, что это стиль не мой.
Голос с места. Содержание ваше.»
Бухарин снова прокололся на глупой подтасовке, как она могла ему быть не по душе, если он даже ее не читал? Это выглядит, мягко говоря, очень странно, а вообще похоже на ложь. Он заявил, что у него есть «алиби», он во время выхода платформы был в отпуске. Но Молотов указал, что никакое это не алиби, он мог написать содержание и уехать в отпуск. Затем речь зашла о терроризме и он снова и снова все отрицал, но опять же допустил прокол:
«Бухарин. При мне никогда не разговаривали. Я узнал о террористических настроениях из одной вещи, из одной большой кипы материалов, которые были связаны с этой конференцией, о которой показывал Астров, где шла речь о дневнике [данных] Кузьмина и, м. б,, еще о чем-то; и из записки о допросе Сапожникова, показанной мне в ПБ.
Сталин. А о террористических настроениях правых молодых не слышали?
Бухарин. Я о террористических настроениях не слышал.
Сталин. И не договаривались?
Бухарин. И не договаривался. (Смех). Товарищи, вы можете смеяться сколько угодно, но я в 1932 году со спокойной душой уехал в отпуск.
Каганович. На очной ставке с Куликовым Бухарин сказал, что в 1932 году он узнало тяжелых решительных настроениях Угланова, испугался, что они могут пойти на острое, что он пошел к Угланову на квартиру.
Бухарин. Нет, товарищи, нельзя же так! Тут нужно как-то уточнить: [Решился на острое. Я об этом показывал и тут об этом есть. Я ссылался на определенный дневник. Я говорил о дневнике 1932 года, что были некоторые волынки и я боюсь настроения Угланова] я говорил не о решительных настроениях Угланова, а о его болезненной неустойчивости. Я говорил о волынках и о боязни, что Угланов сорвется.