Чистая любовь - стр. 37

Нужно успокоиться, побыть наедине с собой, чтобы разобраться в случившемся и в своих чувствах, будь они прокляты.

Мне нужен карандаш и чистый блокнот для рисования.

Мне нужен фотоаппарат и закат в горах.

Мне нужен холст и палитра с красками.

Нужно загладить вину перед Логаном Беккером и доказать ему, что я не та девушка, которой он теперь меня считал.

Ничто так не проясняло разум и не успокаивало меня, как рисование.

Я сидела в углу своей очень захламленной будущей художественной студии, левая рука была покрыта серой пылью, пока я водила карандашом по странице. Начали подвозить коробки со всякими заказанными мной принадлежностями, но пока у меня не было ни сил, ни времени их разбирать.

В завалах вокруг меня хранилась моя мечта, но что-то все же останавливало меня от того, чтобы ее распаковать.

Но я не могла думать об этом сейчас, когда все мысли были поглощены Логаном Беккером и ужасным днем на винокурне. И, чтобы убежать от этих мыслей, я взяла новенький карандаш, пустой лист, выуженный из коробки, и принялась изливать на бумагу свое беспокойство.

Во время рисования я немного сбивалась с мысли, но чаще всего были только я и этот рисунок. Я затерялась в приятном звуке царапанья карандаша по бумаге, в темной линии или тени, оказавшихся на листе. На фоне тихонько играла инди-музыка, а в окна проникали лучи заходящего солнца.

Порывом прохладного ветра волосы упали с плеч, это вывело меня из задумчивого состояния. Я моргнула и посмотрела на входную дверь, впервые оторвав взгляд от бумаги с тех пор, как села за рисунок.

А потом вздохнула.

В студию только что вошли родители, оглядывая царивший тут беспорядок: папа засунул руки в карманы темных джинсов, а мама сложила руки на сумочке, висевшей у нее на плече.

Папины седые волосы прикрывала бежевая ковбойская шляпа, отчего даже посреди зимы его кожа казалась такой же загорелой. Морщины на его продолговатом лице рассказывали больше историй, чем можно было выразить словами. Отец был высоким, худощавым колоритным ковбоем из старого вестерна. Я почти ждала, что на его ботинках зазвенят шпоры, когда он начал пробираться ко мне, смотря на груды коробок, еще не собранную мебель и материалы.

– Похоже, дела продвигаются, – сказал он, и на его морщинистых губах появилась сочувственная улыбка.

Я закрыла блокнот, скинув его на складной столик, на который положила ноги, и провела руками по лицу.

– Да, тут бардак, знаю. Я устала после работы, – многозначительно произнесла я. – Но в выходные начну распаковывать коробки.

– А я ничего и не говорю, – заверил меня папа, хотя взгляд выражал обратное.