Четыре ветра - стр. 11
– Очень, – ответил он.
Ей хотелось повернуться на бок и смотреть на его лицо. Целовать его. Эти звезды она видела миллион раз. Он же был чем-то новым, и он хотел ее. Весь ее мир пребывал в смятении. Элса никогда всерьез не думала, что такое случится. Можно любить тебя? – спросил он. А вдруг они вместе заснут и…
– Ну, пожалуй, мне лучше отвезти тебя домой, Элс. Отец мне голову оторвет, если я на рассвете не выеду в поле на тракторе. Завтра мы собираемся распахать еще сто двадцать акров, чтобы посадить больше пшеницы.
– О, – сказала она. – Да. Конечно.
Элса закрыла дверцу грузовика. Раф улыбнулся ей через открытое окно, медленно поднял руку и уехал.
Что это за прощание такое? Захочет ли он снова встретиться с ней?
Посмотри на него. Конечно, нет.
Кроме того, он жил в Тополином. За тридцать миль отсюда. И даже если им приведется встретиться в Далхарте, это ничего не будет значить.
Он итальянец. Католик. Совсем юный. Все это совершенно неприемлемо для ее семьи.
Она открыла калитку и вступила в благоухающий мир своей матери. С этих пор цветущий ночью жасмин всегда будет напоминать Элсе о нем.
Она открыла парадную дверь и вошла в темную прихожую.
Раздался скрип, и Элса остановилась. Через окно просачивался лунный свет. Она увидела, что у виктролы стоит отец.
– Кто ты? – спросил он, подходя к ней.
Расшитая бисером серебристая повязка Элсы соскользнула вниз, она поправила ее.
– В-ваша дочь.
– Черт возьми, это так. Мой отец воевал за присоединение Техаса к Соединенным Штатам. Он стал рейнджером, сражался в Ларедо, его ранили, и он чуть не умер. Эта земля пропитана нашей кровью.
– Д-да. Я знаю, но…
Элса не увидела, что отец замахнулся, не успела увернуться. Он так сильно ударил ее по щеке, что Элса упала.
В страхе она забилась в угол.
– Папа…
– Ты нас позоришь. Скройся с глаз моих.
Элса резко поднялась, взбежала по лестнице и захлопнула дверь спальни.
Дрожащими руками зажгла лампу у кровати и разделась.
Чуть выше груди осталась красная отметина. (Это Раф ее оставил?) На щеке уже проступал синяк, а волосы растрепались от занятий любовью, если это можно было назвать любовью.
И пусть, она снова сделала бы это, если бы могла. Пусть отец бьет ее, кричит, осыпает оскорблениями и лишает наследства.
Теперь Элса знала то, чего не знала раньше, о чем даже не подозревала: она сделает что угодно, перенесет что угодно, лишь бы ее любили, пусть хотя бы одну ночь.
На следующее утро Элсу разбудил солнечный свет, льющийся в открытое окно. На дверце шкафа висело красное платье. Боль в челюсти напомнила ей о прошлой ночи, как и боль, оставшаяся после любви с Рафом. Одну боль она хотела забыть, другую – запомнить.