Четыре стихии. Тринадцать поземников - стр. 138
Макс, со скепсисом наблюдающий за тем, что происходит в комнате, хмыкнул и наконец сел на диване, громко зевнув.
– Какой бред.
– Молчи. Ты мужик – ты не поймешь, – тут же отреагировала Лиса, быстро возвращаясь в реальность из сладких грез о принце на белом коне. А стоило волку снова широко зевнуть, как девушка подняла с пола упавший расписной платок, с которым появилась из потайного хода, и затолкала его в рот Макса. – Иди отсюда. – Белянина стащила парня с дивана и придала ему ускорения пинком, направив в спальню.
Лана и Джен с завистью проводили его взглядами и посмотрели на подругу, быстро улетающую обратно в мир фантазий.
– Он меня спасет, я ему очаровательно улыбнусь, и он влюбится в меня… а потом я его раздавлю, как букашку, – закончила Лиса и потопталась на месте.
Лана тяжело вздохнула.
– По-моему, нам всем надо чем-то заняться, пока Фера ищет Зарию, а то каждый день сходим с ума от безделья, – протянула она. – Может, учиться пойдем? Я бы хотела стать историком…
– А я актрисой, – тут же отреагировала Лиса, – но толку от этого? У нас до конца осталось двенадцать месяцев, а то и меньше.
– Вам занятий с Бунтарщицами не хватает? – недоверчиво хмыкнула Джен, не горевшая особым желанием учиться чему бы то ни было.
Что же касается учебы, то занятия комнаты с завершением испытательного срока для Стихий не закончились, а всего-навсего приобрели новую форму. Теперь девушек обучали Бунтарщицы, а экзаменами служили задания третьей ступени. Так Стихии продолжали изучать боевые искусства, различные науки, языки, технику…
– И как ты планируешь организовать «спасение»?
– Очень просто. Я договорилась с парой ребят, которые обожают Лису, и они помогут Ане. Они начнут приставать ко мне, когда Рома выйдет из столовой, пару раз ударят. И Ромочка, естественно, за меня заступится.
***
Часом позже
Завтрак проходил в обычной, молчаливой в последнее время обстановке. Количество человек за столом Стихий и бывшего Трезубца уменьшилось, и это добавляло угнетающей атмосферы, которая совершенно не способствовала дружеской беседе.
Дима, по своему обыкновению, что-то быстро набрасывал на чистый лист бумаги, словно боялся забыть, что происходит вокруг него в этот момент. В последний год увлечение Покровского окончательно и бесповоротно захватило своего владельца. Он рисовал все, что видел, при этом даже не обращая внимания на то, где он изображает то или иное событие или людей. Буквально все, где находился Дима, было усеяно рисунками и незаконченными набросками, на многих из которых композиция угадывалась лишь отдаленно.