Четыре стихии. Сверкающее счастье - стр. 34
Он пытался ее целовать и обнимать, успокаивать и уговаривать, но она только отталкивала его и просила оставить одну. Она плакала и дрожала всем телом, всхлипывая и размазывая слезы по щекам. И сколько бы Никита ни уговаривал ее, что все это ерунда и давно прошло, она не успокаивалась.
Тогда он попробовал переключить ее внимание на себя, говоря о том, как скучал и что даже не мог подумать, что снова увидит ее, дотронется, поцелует. Но девушка оставалась все такой же расстроенной.
– Это странно. Я видела тебя позавчера, и ты меня даже в оперу не сводил, – упрекнула она и снова расплакалась.
«Что? В какую оперу?» – вот что было в ту минуту написано на лице Никиты, что также не прибавило Фере настроения.
Поэтому Муранову вновь пришлось применить стратегию выжидания и терпения, раз уж успокаивать у него не получалось. И все сработало. Не прошло и получаса с тех пор, как он замолчал, и Фера уснула, вымотанная собственной истерикой.
Он же не сомкнул глаз до самого утра, размышляя, как сделать так, чтобы Фера забыла про своих подруг и послушалась его. А когда начало светать, принялся собирать немногочисленные вещи, которые взял с собой из третьего мира.
– Никита, – позвала его Фера в семь утра. К этому времени он уже был готов покинуть гостеприимный дом и сидел на кресле напротив кровати, дожидаясь пробуждения девушки.
– Проснулась, – с облегчением посмотрел Муранов на Аквилеву. Выглядела она измученной, расстроенной и усталой. – Переоденься и пойдем.
Муранов кивнул девушке на одежду, которую вчера для нее купил. Оказалось, что женской одежды подходящего размера в доме Покровских нет. И хоть Кристина предложила ему свое платье, наподобие того, в которое была облачена ее сестра, но он отказался, одев Аквилеву в собственную одежду. Однако за те дни, что она спала, он тоже времени зря не терял и смог не только раздобыть денег и купить ей пару футболок и джинсы, но и придумать путь отступления из дома Покровских.
– Куда? – удивилась Фера, но одежде обрадовалась. Пусть она и не была той, к которой она привыкла за время, когда за стилем Стихий следили Бунтарщицы, но она все-таки была женской.
– К моему отцу. Он нас ждет, – ответил Муранов, демонстративно отворачиваясь после того, как Фера приказала ему это сделать. Она разложила предметы одежды перед собой и осмотрелась в поисках недостающих деталей.
– Твой отец жив? – удивилась Аквилева, прикидывая, сколько их родителям должно быть сейчас лет.
– Да, – кивнул Никита, наблюдая за вертящейся девушкой через зеркало.
– А мои родители? – Фера в конце концов потеряла интерес к одежде и повернулась к спине парня.