Четыре стихии. Сверкающее счастье - стр. 163
«Шанс нам жить дальше. Почему бы тебе не попробовать построить отношения с этим Ромой, если с другим не получилось?»
«Да потому что это не он. Какой смысл себя обманывать? Это суррогат, а я подделки не люблю».
«Но они похожи».
«Ничуть не похожи, – упрямо ответила Лиса, прослеживая взгляд подруги и натыкаясь на Белянина, который как раз в это время отплясывал на сцене с микрофоном и ловил радостные взгляды девушек. – Мой брат ненавидел выступать на сцене».
«Неправда. Саша с Димой постоянно были под пристальным вниманием толпы. Им это нравилось».
«Но выступать на сцене он не любил с самого детства. Он ненавидит петь и играть на фортепиано, он терпеть не мог музыкальную школу. Его коробило, когда Лена заставила выступать его на Новый год, – ответила Лиса, и Лана была вынуждена признать ее правоту, поджав губы. – А этот. – Лиса перевела взгляд на Легкова. – Вот почему он пялится и не подходит? Мой Рома уже давно бы мне мозг вынес. Этот вон недовольный, постоянно ко мне цепляется, но при этом и на шаг не отходит».
– Что? – спросил Смирнов, стоящий позади нее, когда заметил, что Белянина на него смотрит. Та показала ему средний палец и снова повернулась к сцене.
«И еще взгляд у него тупой, а у настоящего Ромы умный», – привела она самый веский, по ее мнению, аргумент.
Лана только поежилась от холода. Во время сражения холод отступил, но стоило шумихе вокруг утихнуть, как ледяные объятья вновь окутали ее плечи. Ей даже пришлось сбегать в комнату Бунтарщиц за шубой.
– Лана, сейчас лето. – Фера первая заметила подругу в странной одежде.
– Меня это не греет, – ответила тогда Покровская. Шуба, впрочем, тоже не грела.
Фере стало значительно лучше, когда она немного отдохнула в комнате Бунтарщиц. Нервировало только присутствие Муранова, который, стоило ей немного прийти в себя, тут же продолжил настаивать на том, что ей нельзя рисковать своим здоровьем и продолжать оставаться при Стихиях. Аквилева пыталась убедить его, что с ней все в порядке, но при этом сама испытывала за свое состояние тревогу, которая только усилилась на следующий день, когда они утром отправились в больницу.
Фера действительно оказалась беременна. Однако новость не принесла ей никакой радости, только беспокойство и неуверенность. Она не знала, что делать. Она была не готова становиться матерью, не понимала, что для нее это значит, что значит для Стихий, и это пугало ее.
После осмотра она снова поругалась с Никитой, который настаивал на ее уходе из Четырех стихий, и вернулась в дом Покровских. Муранов последовал за ней, но при этом был настолько зол, что наорал на нее прямо в доме Матвея, довел до слез, а потом ушел, хлопнув дверью и оставив девушку одну на кухне.