Четыре сезона - стр. 6

Двадцатого сентября, в день своего рождения, он опрокидывал стопку с утра и еще одну после отбоя. На следующий день он возвращал мне остаток, с тем чтобы я пустил бутылку по кругу. Вторую бутылку он открывал тоже дважды, на Рождество и в сочельник. После чего я опять-таки пускал ее по рукам. Четыре стопки в год – и это все, что позволял себе человек, который когда-то пил по-черному. Железная воля.

Ночь с десятого на одиннадцатое, по его признанию, он был настолько пьян, что в памяти у него сохранились лишь отдельные обрывки. Прежде чем начать разбираться с Линдой, он здорово набрался еще днем, дабы, как он выразился, хватило отваги на двоих.

Когда его жена уехала к Квентину, он вдруг вспомнил о своем решении разоблачить их. По дороге в бунгало он притормозил возле загородного клуба и на скорую руку пропустил еще пару стаканчиков. Своих слов бармену, что «об остальном тот узнает завтра из газет», он не помнил – вообще не помнил, чтобы он вступал с ним в разговор. Да, он зашел в «Мелочи жизни» и купил там пиво, но кухонные полотенца?..

– Что бы я делал с кухонными полотенцами? – спросил он в суде, и, согласно одной газете, три заседательницы поежились.

Позже, гораздо позже он поделился со мной своими соображениями по поводу этих полотенец, о которых заговорил бармен, и мне кажется, есть смысл привести здесь его рассуждения.

– Вот тебе картина, – сказал он мне однажды в тюремном дворе. – Они ищут свидетелей и наталкиваются на бармена, который продал мне пиво в ту ночь. Прошло уже трое суток. В газетах появились разные подробности. Представляю себе, как на этого парня наваливается целая команда: пять или шесть полицейских плюс спец от генерального прокурора плюс помощник окружного прокурора. Память, Ред, вещь субъективная. Они могли спросить: не купил ли он случайно четыре-пять кухонных полотенец? – а дальше одно цепляется за другое. Когда на тебя нажимают сразу с нескольких сторон, не так-то просто устоять.

Я согласился.

– Или даже так, – продолжал Энди в своей рассудительной манере. – Я допускаю, что он себя уговорил. Вспышки блицев. Репортеры. Его фотография в газетах… И гвоздь программы: его показания в суде. Я не хочу сказать, что он умышленно исказил факты или дал заведомо ложные показания. Я допускаю, что он не моргнув глазом выдержал бы тест на детекторе лжи или поклялся бы именем матери, что я купил эти полотенца. И все же… память, черт побери, такая субъективная вещь…

Одно я знаю точно, – закончил он. – Даже мой адвокат, который считал мою версию наполовину враньем, даже он с порога отмел весь этот бред с полотенцами. Дураку же ясно: я был в стельку пьян, слишком пьян, чтобы думать о том, как заглушить выстрелы. Если бы стрелял я, от этих полотенец ничего бы не осталось.