Четыре сезона - стр. 3
В тюрьме – я, кажется, уже говорил – все сидят «ни за что». Эту песенку здесь повторяют так же вдохновенно, как наши святоши-телепроповедники – Апокалипсис. Все – жертвы судей, у которых сердце из камня (и яйца заодно), или безграмотных адвокатов, или полицейской провокации, или фатального невезения. Язык повторяет эту песенку, но по лицу-то все видно. В большинстве своем тюремная публика – народ тертый, и себе и другим враги, и если уж говорить о невезении, то оно в том, что у их мамаш не случилось выкидышей.
За все годы моего пребывания в этой клетке не наберется и десяти пташек, в чью невиновность я готов был поверить. Энди Дюфрен – один из них, но и ему, кстати, я поверил далеко не сразу. Будь я одним из присяжных, которые слушали его дело в течение бурных шести недель сорок седьмого – сорок восьмого в Верховном суде в Портленде, я бы тоже признал его виновным.
Дельце было то еще – из серии пикантных, со всем, что полагается. Юная красавица со связями (убита), местная спортивная знаменитость (убит) и молодой преуспевающий бизнесмен – полный комплект. Плюс всякая «клубничка», тут уж газеты расстарались. Для обвинения это было простое дело. Суд потому так затянулся, что окружной прокурор собирался баллотироваться в палату представителей и давал возможность «широким слоям населения» получше рассмотреть свою физиономию. Это было первоклассное шоу, и, чтобы попасть на него, зрители занимали очередь с четырех утра, несмотря на ударившие заморозки.
Факты, которые изложил прокурор и которые Энди не думал оспаривать, таковы: он был женат, жену его звали Линда Коллинз Дюфрен; в июне 1947 года она выразила желание заняться гольфом в местном клубе «Фалмут-Хиллз»; в течение четырех месяцев она там брала уроки; ее инструктором был спортсмен-профессионал Гленн Квентин; в конце августа Энди узнал, что у его жены с Квентином роман; 10 сентября, днем, между Энди и Линдой Дюфрен произошло бурное объяснение, поводом для которого послужила супружеская измена.
Согласно показаниям Энди Линда обрадовалась тому, что он в курсе ее романа; действовать за его спиной, заявила она, кажется ей унизительным. Она сказала, что ее адвокат обещает устроить развод «по-быстрому». Энди заметил, что прежде, чем адвокат устроит ей развод, он, Энди, устроит ей кое-что похлеще. Она уехала к Квентину, чтобы провести ночь в бунгало, которое тот снимал неподалеку от площадки для гольфа. Наутро женщина, приходившая убирать, нашла их в постели мертвыми. В обоих было всажено по четыре пули.
Этот последний факт восстановил всех против Энди больше, чем что-либо другое. Прокурор с его политическими амбициями сделал на этом упор в своем вступительном слове и в заключительной речи. Энди Дюфрена, сказал он, нельзя рассматривать как пострадавшего мужа, в пылу гнева бросившегося отомстить жене-изменнице, что, по словам прокурора, можно было бы если не простить, то, по крайней мере, понять. Нет, тут был холодный расчет. «Вдумайтесь! – обрушивался обвинитель на присяжных. – По четыре пули! Не шесть пуль, а восемь!