Четыре серых цыпленка Мистера А - стр. 31
– Занимайтесь всегда чем-то одним, – часто повторял он на лекциях. – И мыслями, и телом будьте либо с семьёй, либо на работе, либо в постели с любимым человеком. Мужчины поймут: нельзя принимать вызов от жены, если сидишь в баре с друзьями.
Этим и прочими принципами Мистер А пытался пользоваться в жизни, обычно весьма успешно. Но человек в доспехах всё же человек, а не скала, и часто он не может контролировать свои мысли, которыми Мистер А внезапно унёсся куда-то вдаль, на оборотную сторону спектра внимания, оставив друзьям лишь своё жующее тело.
– Мари, просто превосходный салат! Даже на больную голову ты приготовила здоровую пищу, да простят мне нелепый каламбур. Как ваша дочка? – сменил тему Мистер А.
И погрузился в себя.
Пока Анна развивала разговор, Мистер А, чуть наклоняясь над столом, смотрел на себя со стороны. Вино в бокале и хлеб перед ним на тарелке символизировали первичные человеческие потребности, и Мистер А чувствовал, что в его жизни мало вина. Глядя на отражение в бокале, он видел стареющий, запахнутый в пальто с воротником знак вопроса, скрюченный за столом, и всё дальше отъезжал объективом камеры от грязных тарелок, дома, улицы, города. Чем дальше он отъезжал, тем чернее становилась ночь, а окон сверкающих домов становилось всё меньше, и в итоге он оказался в пустоте, чистой и необъятной. Пустая ячейка в голове. Ситуация без действующих лиц. Ненаписанная история. Необставленная обстановка. Способность, неподвластная женскому мозгу, – не думать ни о чём: глядя в стену, уходя в пустоту. Женщина же всегда уходит к кому-то.
Может, то был стоп-кадр или вырезанная фотокарточка отрезка времени, одна из многих в фолиантах памяти, которые через много лет он отряхнёт от пыли, и на погнувшихся выцветших краях покажется сединная мудрость печального осознания того, что казалось правильным давным-давно. А может, ему просто наскучил разговор присутствующих.
Четверо друзей работали и отдыхали совместно уже несколько лет, потому темы для бесед часто повторялись. Альберт, присоединившийся последним, часто задавал тон беседе. Сминая скатерть водружённым на стол локтем, он потирал усы, будто снимал пенку с молока, и рассказывал какой-нибудь ужасный случай из своего прошлого пожарного.
– Дверь мы ломать не стали – полезли через окно, – делился тридцатилетний Альберт, кряхтя, как старик. – Я по лестнице ползу, с квартиры дым – маску надел сразу, воздух подал – и внутрь. А не видно ни черта, я сразу дверь нашим открыл. Дым выгнали – и картина такая: диван старый, пропитанный кошачьей мочой, хм, да, не к столу сказано… тлеет, в коридоре баба лежит гниёт, и весь дом кошаками усыпан. Как потом соседи рассказали, баба эта ненормальная, муж помер, котов штук двадцать в доме держала, всю зарплату на них тратила, все ругались. Короче, спать она легла, бычок в диване задымился и тлел, пока кошаки бегали – воздух искали. Она проснулась потом в тумане, пошла дверь открывать и не дошла – три шага до двери было. Э-э-э, котов там было! Охапками в мешок засовывали. Во дура!