Четыре подковы белого мерина - стр. 18
– Утро доброе! Присаживайся!
– Здрасте, теть Кать, – устало обронила Лада.
Она опустилась в кресло у журнального столика и уставилась на обложку старого журнала, который лежал там, кажется, со времен царя Гороха.
– Семью семь – сорок девять… Кажется… Сорок девять ведь, да? – считала вслух тетя Катя. – Все! Сошлось! Люблю, когда все сходится. А то, представь, сегодня комплектов постельного недосчиталась. Хотя кому они нужны-то тут?! А ты что такая грустная, а?
Тетя Катя, не глядя, воткнула в розетку вилку электрочайника, пошарила в столе и достала открытую коробочку шоколадных конфет.
– Вот, сейчас мы с тобой чайку попьем, да?! Что случилось-то, красавица? Со своим, что ль, разругалась?
Она подсела ближе к Ладе, присмотрелась к ней, почему-то понюхала воздух.
– Я уж подумала, что ты после великой пьянки!
– Я не пью. – Лада оторвала взгляд от журнала. – Но мне плохо. Так плохо, что даже не сказать.
– А ты скажи! Я все пойму! У меня дочка почти такая же, как ты. Чуть помладше. Я все понимаю, что с вами происходит! – Тетя Катя достала две чашки с блюдцами и крошечный заварной чайничек. – Я чаек свежий час назад заварила! Смотри, какой красный! И душистый! Индийский. Вот, давай пей, потом поговорим.
Все-таки северные люди – совсем другие люди, не обычные граждане. Они могут быть дурными, когда дело касается войны соседской, и выпить могут так, что небу тошно, но, когда речь идет о тонких материях, умеют проявить чуткость душевную, невесть откуда берущуюся в грубых и открытых натурах.
Лада и чай допить не успела, как рассказала под него свою печальную историю. Даже всплакнула накоротке, вспомнив беспомощного больного Димку.
– Доктор заболел… – задумчиво сказала тетя Катя, грея руки о чашку с чаем. Потом придвинула к себе телефон, набрала номер и, дождавшись соединения, прочирикала: – Римма?! Римуся, это Катюня! Узнала!!! Ты ж моя рыбка! Римуся, тут дело такое…
В течение пяти минут она рассказывала незнакомой Римусе историю «одной хорошей девочки из Ленинграда, которая приехала к своему мужу-солдатику», и с подробностями про Димку, про доктора, который так некстати заболел.
Потом какое-то время она слушала, поддакивала, улыбалась очень хорошо и, наконец, щелкнула авторучкой, которую вертела в руках, и записала на обложке журнала телефон и имя – Люба.
– Спасибо, Римуся! Спасибо! И от меня, и от девочки этой, из Ленинграда! – Она опустила трубку на рычаг телефонного аппарата. – Мир не без добрых людей, моя хорошая. Вот сейчас сделаем звоночек этой самой Любе, и проведет она тебя в детское отделение к сыночку твоему Димочке!