Четыре овцы у ручья - стр. 33
Еще через два года отец сказал, что больше не может научить меня ничему новому и нужен наставник из тех, кого называют гигантами поколения. Услышав это, я решил, что он шутит, чтобы сделать мне приятное. К тому времени я уже мог оценить огромный масштаб его знаний. Что бы там ни говорила несведущая в этих вопросах мать, на самом деле мой папа был великим знатоком Учения. Известно, что ученые и праведники бывают двух видов: скрытые и явные – он относился к первым. Скорее всего, ему просто надоело жить: жена к тому времени перепилила его надвое.
Он, конечно, умер не от болезни: еще накануне вечером мы вместе читали и обсуждали трактат «Поучения отцов». Потом он вдруг сказал: «Пора», отправил меня спать и лег сам, а утром не проснулся. Только тогда я обратил внимание, что, захлопнув книгу, отец против обыкновения не отметил страницу закладкой. Как видно, его скрытые умения включали еще и это: сказать «пора» и спокойно, без надрыва, упреков и прощаний попросить Создателя об остановке безмерно уставшего сердца. Возможно, предвидя дальнейшее развитие событий, он счел, что так будет лучше для меня, для моей учебы, для тайн Учения, в ту пору еще неведомого мне.
Мать восприняла свое внезапное вдовство как избавление и особо этого не скрывала. Едва отсидев шиву, мы стали готовиться к отъезду в Каир к старшему брату матери – тому самому, который «неспроста» предостерегал ее от неравного брака с моим недотепой-отцом. Удачливый коммерсант, он сумел правильно выбрать время и место, перебравшись в Египет вскоре после захвата его османами. Смене власти всегда сопутствует бурление вод, и самые предприимчивые рыбаки получают возможность выловить особо жирную рыбину в поднявшейся со дна мути. Мой дядя Мордехай, приехавший из Франции и оттого сразу получивший прозвище Франсис, не просил у сиятельного паши ни денег, ни должностей, а, напротив, обещал наполнить казну, взяв на откуп сбор государственных налогов. Обещание он исполнил, но и себя при этом не забыл. К моменту нашего переезда реб Мордехай Франсис был, вероятно, самым богатым и наверняка самым ненавидимым человеком в Египте.
Дядя принял нас с распростертыми объятиями, особенно меня. Дело в том, что он мечтал о сыне, а жена, как назло, рожала только девочек. То ли кто-то проклял неумолимого откупщика, то ли судьба, взявшая на откуп вопрос деторождения в семье Франсиса, забирала всех мальчиков себе, оставляя казне исключительно младенцев женского пола, но факт оставался фактом: восемь наследниц и ни одного наследника. Мог ли реб Мордехай не радоваться моему появлению в доме, полностью оккупированном юбками и платьями? Пусть не сын, пусть всего лишь племянник, но по крайней мере хоть кто-то родной по крови, надевающий поутру мужскую одежду…