Четвертый корпус, или Уравнение Бернулли - стр. 40

– Нельзя допускать, чтобы женщина из-за тебя чувствовала себя дурой, тем более такая красивая.

Наташа не была красивой и знала об этом, поэтому сразу потеряла к Сашке уважение и ушла в палату.

– Даже если сама виновата, – сказал он, не обращая внимания на то, что она ушла. – Это очень обидно. Но если уж так случилось, соверши ради нее поступок.

Чуть не пропустив все самое интересное, к палате девочек подбежал Валерка и заинтересованно уставился на Сашку:

– Какой?

Здесь была необходима пауза секунд десять, и Сашка ее выдержал. Затем встал на одно колено и сказал им с Вовой такое, отчего те сначала испугались, потом обрадовались, а под конец расстроились.

– Не, они не разрешат, – сказал Валерка и показал на нас четверых. – Я уже спрашивал, про пупов не хотят.

Сашка посмотрел на Сережу, который почему-то пошел красными пятнами, затем перевел взгляд на Женьку, вообще не понимающего, что происходит, и встретился глазами с Анькой, которая смотрела на него так восторженно и выглядела при этом так глупо, что Сашка уверенно сказал:

– Разрешат, если в тихий час, который начался пятнадцать минут назад, все будут спать.

Я оказалась в числе воздержавшихся, но последняя ремарка заставила меня согласиться.

– Отлично. – Сашка встал в полный рост и подошел вплотную к Сереже. – Поверь. Мне очень нужны на открытии ваши дети. Нонка так любит маленьких детей.

То, что произошло дальше, называется отложенной ссорой. Так еще бывает в молодых семьях, когда уже очевидно, что обоев на коридор не хватит, но дети еще не уснули. Когда Сашка ушел, наши дети тоже еще не уснули, поэтому Сережа ходил из палаты в палату молча и даже старался улыбаться, но зато, когда уснул последний, стараться он перестал.

На свое спасение Женька надел сегодня белую рубашку в мелкую клетку и удачно слился с планом-сеткой, который висел напротив постера с Вилле Вало, поэтому виноваты во всем случившемся оказались только мы с Анькой. В вину нам ставилось то, что, согласившись участвовать неизвестно в чем, мы подорвали собственный авторитет в глазах детей, да еще и смотрели на этого смазливого балабола как на полубога, тогда как на самом деле он полудурок.

– Да почему полудурок-то? – спрашивала Анька, а я снова не поняла, почему «вы».

– Да потому что он смазливый балабол, и ему из-за этого все можно: приходить в чужой отряд, брать чужих детей, разрешать им орать не пойми что на линейке! Вот! Только посмотрите: у вас все мужики такие! – Сережа ткнул пальцем сначала в плакат с Вилле Вало, потом в книгу стихов Губанова, а затем в окно, где уже никого не было, но на грунтовой площадке отчетливо виднелась дорожка следов.