Четвёртая власть Третьего Рейха. Нацистская пропаганда и её наследники - стр. 86
Собрания происходили, как правило, вечером, в полном соответствии с концепцией Гитлера, прописанной им в «Майн Кампф»: «Утром и даже днем нервные силы человека еще достаточно велики, для того, чтобы они могли противостоять попытке навязывания чужой воли, они сопротивляются чуждому мнению. И наоборот, вечером они легче поддаются превосходящей силе другой воли». Электрическое освещение, чередуемое с периодически наступающим полумраком, использовалось для создания особой атмосферы единения и чуда, что было подсмотрено Гитлером в практике христианского богослужения: «Той же цели (подавлению собственного мнения. – К.К.) служит также искусственно созданный, но все же таинственный сумеречный свет католической церкви, горящие свечи, курение фимиама, курительные чаши и т. п.» (1).
Пока знамена, маршевые ритмы и крики погружали массы в состояние предпраздничной суматохи, сам он, нервничая, сидел в гостинице, пил минеральную воду и выслушивал частые донесения о настроении в зале. Нередко он давал еще несколько полезных указаний или подсказывал особо тщательно сформулированные сообщения для оглашения их в зале. И только когда нетерпение масс грозило выдохнуться, он отправлялся в путь[19].
Итак, фюрер появлялся в зале только после того, как толпа была соответствующим образом подготовлена. Вступительное слово председателя собрания длилось не более пяти минут. А со времени появления Гитлера на трибуне до начала его речи должно было пройти 10–15 минут (5-10 минут было отведено на овации). Точно просчитанному ритуалу открытия митинга соответствовала и его заключительная часть. В шум и восторженные крики врывалась музыка оркестра, исполнявшего «Германскую песнь» («Германия превыше всего») или партийный гимн «Песня Хорста Весселя»: «Выше знамя! / Сплотить ряды! / СА марширует / Мужественным твердым шагом / Товарищи, расстрелянные / Красным фронтом и реакцией / Незримо маршируют / В наших рядах вместе с нами».
Гитлер салютовал направо и налево и уходил, пока музыка еще играла. Целью стремительного ухода было стремление оставить нетронутым катарсис, в котором пребывала публика в конце выступления, впечатление сплоченности и единства, да и просто необходимость задержать собравшихся, пока Гитлер покидал переполненное помещение.
После речи Гитлер ни с кем из руководителей гау не беседовал. Все текущие дела разрешал не он, а кто-либо из его свиты. Претензии вождь тоже не выслушивал – во время речи он выкладывался настолько, что просто не был в состоянии адекватно реагировать на просьбы. Один из гауляйтеров нашел своего фюрера уже наутро после одной из речей. «С усталым и унылым видом сидел в одиночестве, сгорбившись, за круглым столом и медленно, с неохотой ел свой обычный овощной суп» (2).